Этот роман ещё в процессе. Он состоит из отдельных рассказов, связанных общим сюжетом —  историей маленького существа, наделённого большой властью и непомерной добродетелью. Собственно, на то и сказка.

PS: Никогда не думала, что стану писать про цветочных эльфов, но муза — хитрая тварь.

 

Публикуется избранная глава. Рабочее название

«Кукушки и змей»

 

 

Гнездо у мухоловки вышло славное: в развилке старой липы на краю поляны. Сплетено ладно, выложено мхом. В углублении, на пружинистой бурой подушке, словно жемчужины, блестели пять яичек. Одно большое, а четыре — мельче.

— Устала она вот такое-то яйцо нести! –разумно догадался Ромашок.

— Вот и снесла другие чуть поменьше, — поддакнула Барвинка и пальчиком потрогала скорлупку самого крупного яйца.

— Нельзя, — одёрнул девочку «бывалый» друг. – А то беда будет.

— Очень хотелось…

— Вот вылупятся птенчики, скорлупки наземь покидают, тогда и трогай, сколько хочешь.

— Потом неинтересно.

— Ещё и как интересно! Мы с тобой будем наблюдать за птенчиками, пока их мать летает за кормёжкой. Придётся прикрывать их от зноя и дождя, приносить капельки воды, если вдруг засуха. Мы будем их удерживать, чтобы не высовывались слишком далеко за край гнезда, будем учить не пачкать на своей перинке. А они станут каждый день меняться, но всё равно мы каждого запомним и, может быть, узнаем их на следующее лето. Когда же маленькие мухоловки вырастут и улетят, на осень нам достанется большое тёплое гнездо. Но я пока не знаю, чья семейка сюда переедет, моя или твоя. Договоримся. А может нас даже отпустят зимовать с друзьями. Тут хоть с десяток эльфов можно разместить.

— Ромашок, а давай мы после станем жить вдвоём?

— Вот уж не знаю. Я ведь живу только второе лето и совсем не помню прошлой своей судьбы. Вот к осени, наверное, уже вспомню кое-что. Вдруг у меня была подружка, которая важнее тебя? Вдруг она снова где-то здесь, в лесу? Вдруг нам опять быть вместе?

— А если нет?

— А если нет, то я сначала заведу себе шмеля, потом синицу или поползня, чтобы зимой на них кататься, а потом обязательно слетаю в город посмотреть щенков. Говорят, это самые весёлые животные на свете. Разве можно такое пропустить?

— Если мы в той судьбе были знакомы, наверное, и в этой тоже…

Мечты крохотной девочки были оборваны, будто пушинка одуванчика. Приятель дёрнул её за крыло и сам скорее взлетел куда-то в крону дерева: не следовало волновать хозяйку.

 

Птица немного потопталась на краю гнезда, наверное, чем-то озадаченная, но после села на свою ценную кладку, с трудом скрывая пузиком и крыльями огромное яйцо. Его вскоре пришлось перевернуть, чтобы согреть с другого бока. Казалось, птица удивилась: когда же она успела так отличиться?

Оставив мухоловку с её ещё нерождённым выводком, эльфийские детишки полетели докладывать наставнику о выполнении задания.

 

* * *

 

На следующий день юные скауты были опять у своего подшефного гнезда. Дождавшись, когда мухоловка улетит попить и покормиться, Ромашок и Барвинка вновь слетели на гнездо и наблюдали, как тени от листьев красиво разрисовывают скорлупу белых яичек. Внутри жили самые настоящие птенцы.

— Они будут хорошенькие-прехорошенькие! Давай гадать, какого цвета. Жёлтые? Беленькие? В пятнышко?

— Сначала они будут несуразные и голые, с огромным клювом, и только после обрастут пером. Я уже видел… или так… откуда-то знал, как они меняются.

 

Эльфийские детишки, впервые поднимаясь из цветка, не всегда помнили, кто они и откуда. Правда, они сразу умели говорить и что-то знали, например, часто сами называли своё имя, но они были малышами, им следовало вволю наиграться в своё первое лето, учась и восстанавливая навыки, которые необходимы эльфу. Порой воспоминания вспыхивали быстро, например, мастерство полёта приходило само собой, едва детям давали крылышки. Этот восторг манил их веселиться и познавать весь мир вокруг. Но лишь на следующий год к ним начинали возвращаться некоторые воспоминания о прошлом воплощении. А уж о том, что с ними делать, цветочные эльфы начинали думать позже, становясь взрослыми.

Ромашку и Барвинке было далеко до взрослой жизни, а вот кое-каких обязанностей это не лишало. На самом деле, не такое уж простое поручение, каждый день навещать гнездо, следить за ним в отсутствие птицы-хозяйки и помогать птенцам, которые пока не собирались вылупляться. Может быть, они знали, что родятся вовсе не красавцами, поэтому боялись и не очень-то спешили?

 

— Жалко… — вздохнула Барвинка, — Поэтому нас и поставили сюда, следить, всё ли у них в порядке. А то, пока станешь красотулькой, как мама-птичка, придётся быть голой, беспомощной козявкой. Ужас! Девчонки говорили, что у человеков тоже дети сначала сморщенные, лысые, беспомощные, будто гусенички. Они даже сказать не могут, что им нужно, поэтому кричат изо всех сил, пока родители не догадаются и не утешат их, и одеваться сами не умеют. Неужели, правда?

Ромашок не успел ответить: его внимание привлёк шорох, который быстро нарастал: это могло означать только то, что по стволу дерева кто-то взбирается. Белые крылышки Барвинки замелькали, поднимая её в воздух, но она даже вскрикнуть не могла от ужаса, когда увидела, что там такое происходит: в следующее мгновение над гнездом поднялась голова на длинной шее. Гладкая, будто бы окатанный речной волною камень, блестящая, как будто мокрая, да вся в ряби переливающихся радугой чешуек. Радостный солнечный денёк и свет, мерцающий сквозь шевелящиеся листья, мирное, замечательное птичье гнёздышко и… чёрный змей! Его тут не должно быть! Он же всё испортит! Беззвучный крик Барвинки невозможно было не понять. Змей повернул гладкую морду, приоткрыл пасть и высунул раздвоенный язык, похожий на ещё одну змею, только поменьше. Язык затрепетал, щупая воздух и втянулся. Так змеи лучше чуют запахи. Ромашок молнией метнулся к маленькой подружке и потянул её наверх, прямо из-под страшного носа хищника. Усадил на выступ коры и наклонил свои пёстро-серые мотыльковые крылья, чтобы укрыть их обоих. Эльфы слились цветом с корою дерева. Змей их не видел, да и не хотел. Нужны ему были эти малявки! Он лез на липу вовсе не за ними. Он снова открыл пасть, подвигал челюстью, потом ещё открыл, ещё, ещё… Его целью было, конечно, самое большое и красивое яйцо!

 

— Говорил тебе, скаутские крылья надо брать, а ты опять вырядилась, как на прогулку!

— Он съест, он сейчас съест всех птенчиков!

— Да нет там ещё птенчиков, тихо сиди.

— Но мухоловка, бедненькая мухоловка!

— Снесёт новую кладку, что ж… Сиди и не смотри туда. Ну, успокоилась немного? Полетим, доложим командиру.

— Дурацкий трус! Какой ты скаут, если не хочешь защищать то, что тебе доверили! – крикнула девочка, отталкивая друга,- Я сама прогоню врага, вот так!

Она взлетела выше, дёрнула липовый листок, стряхивая на гладкую макушку змея капельку росы. Тот чуть повернул голову, прямо-таки огромную от схваченного в пасть яйца, но сразу убедился, что опасности никакой нет, и продолжал заглатывать. Шея у него раздулась больше головы и это выглядело просто ужас, как противно, а потом раз – и сдулась. Это значило, что яйцо заглоченное лопнуло и стекло к нему в пищевод. И он сейчас сожрёт другие яйца!

Этого нельзя было допустить. Но что может сделать крохотная цветочная эльфиечка, которая пока даже не знает, как этот змей называется, уже не говоря о том, как его напугать? Только плакать, как глупый человеческий ребёнок, от своего бессилия. И это помогло: душа воина не стерпела безобразия, и он ринулся в бой.

— Прочь! Пошёл прочь! –закричал маленький эльф, размахивая перед немигающим змеиным глазом двумя зелёными крылатками, отломанными с той же липы. Барвинка даже перестала плакать, открыв рот от удивления. Да, она только что ругала спутника за то, что они ничего не могут сделать. Но это не по-настоящему, она ведь понимала, что просто всё пошло не так и Ромашок не виноват, что не мог отогнать чудовище… Или же мог? Чёрный змей потянулся, сглатывая пищу, изогнул шею клюшкой, перекинулся и пополз по ветке. Он полз к самому краю, наклоняя более тонкие прутики своим солидным весом, а когда они сгибались, перескальзывал вниз, и так всё ниже, ниже, пока не шлёпнулся в траву и не исчез в ней.

 

* * *

 

Мухоловка вернулась, потопталась по гнезду. Перевернула клювом яйца и устроилась на них, вполне довольная. Похоже, ей пригрезилось, что она выросла: ведь теперь кладка хорошо скрывалась и грелась под её пушистым оперением.

— Дурацкий ты герой! – улыбаясь и размазывая слёзы, Барвинка и тут отчитала своего приятеля.

— Действительно, — Ромашок сложил крылья и прошёлся вдоль по ветке. – Такой дурацкий, что совсем голову потерял. А птица и спасибо не сказала.

— Я скажу. Спасибо, — она чмокнула мальчика в щёчку.

 

 

— Прибыли? Видели, как мухоловка прилетела? – спросил взрослый голос. Детей овеяло ветерком от взмаха больших узорных крыльев.

— Видели.

— А чего ревём?

— Ну, как же! Змей! – и дети принялись наперебой рассказывать взрослому эльфу, что случилось. Под конец сбивчивого, но доходчивого разговора, принц Незабудь узнал, какой смелый герой стоит перед ним (собственно, даже не подозревая, перед кем стоит), и что ужасный змейвсё-таки съел одно яйцо – самое крупное и замечательное, но птица даже не заметила.

— Она что, совсем глупая?

— Вовсе нет. Она очень даже умная для мухоловки.Природа же распорядилась так, что не все птицы умеют считать. Представляете, как бы они огорчались, если кто-то стащил яйцо из кладки? С певчими птицами такое происходит сплошь и рядом. Так что вы говорите, сами видели, как полоз съел самое крупное яйцо, а четыре маленькие не тронул?

— Да, да! Но нам нужна подмога. Что, если он приползёт завтра, чтобы докушать остальных? Мы так хотим, чтобы вылупились птенчики!

— Вылупятся, куда им деться? Небось, в скорлупках не останутся, им там уже на следующей неделе станет тесно.

— Но змей…

— А я ему сейчас перцу задам. Вперёд, за мной.

Синие крылья махаона вновь подняли воздушную волну, цветочный эльф взлетел выше огромной липы, оставляя спасённое гнездо где-то внизу. За ним вились две небольшие «бабочки». Они кружили, будто бы высматривая что-то, потом решительно пошли гуськом в определённом направлении.

 

* * *

 

Сытый змей грелся у воды, на сером камне. Воздух от камня поднимался такой тёплый, что эльфы приземлились на травинки рядом, чтобы не обжечься. И только синекрылый эльф перелетел прямо на чёрно-полосатую длинную спину полоза.

— Эй! – строго сказал он, — Принц Незабудь явился. Встречайте с музыкой.

Полоз лениво повернул плоскую голову и поглядел, как принц выплясывает на его хребте.

— Петька, я что тебе сказал? Сработать поутру, под первую кормёжку птицы. А ты, старый тюфяк, где-то мотался до полудня, дождался, пока скауты придут, перепугал их до смерти. Петька, если ты будешь так себя вести, я велю разгонять кукушек ещё в долине, а твои низкокачественные услуги нам больше не понадобятся. Что, думаешь, во всём лесу мы не найдём желающих есть яйца?

Змей не особенно возражал на такие обвинения, он, как довольный кот, перевернулся кверху желтоватым брюхом, поелозил, почёсывая спинку, скатился на песок и пополз в воду.

— Вот так и познакомились, — ухмыльнулся Правитель Алтатана. – Змей сделал своё дело, змей может отплывать. С вами он разговаривать не станет, он глухой, но гладить его без предупреждения не советую.

— То есть, он что, в гнезде не слышал, что я ему кричал?

— Думаю, он всё понял.

— А как же сожранное мухоловкинояйцо? Что за «сработать»? Принц Незабудь, ты знал, что Петька съест яичко? – сказать, что Ромашок был удивлён такой кучей событий – не сказать ничего. А Барвинка добавила не в тему:

— Что у него за имя такое странное — Петька?

— Не знаю. Это человеческое имя,кто-то когда-то его так назвал. Но ему всё равно, и не спросишь, нравится или нет,он ведь не слышит.

— Так кто же этот змей?

— Это наш контролёр-кукушечник. В этом сезоне я позволил двум кукушкам отложить в Белой Роще по одному яйцу. Им даже указали гнёзда, свитые не самыми хорошими родителями. Пусть-ка поучатся выкармливать громилу-кукушонка, так в следующий год небось будут получше следить за собственным выводком. Что? Я заговорился. Так вот. Кукушки – птицы хитрые: то допущенные лимит превысят, то недопущенные прошмыгнут и подкинут своих негодников в чужие гнёзда. Сами-то они выводить птенцов не могут, но на других это свалить – пожалуйста. Вот и приходится лишние яйца убирать.

— Зачем? – всё ещё недопонимала девочка? – Если кукушки сами птенца высидеть не могут, следует им помочь.

— Ох, не всегда! – покачал головой принц, отчего грустно звякнул бубенец на его шапочке. Он усадил детей на серебристых листьях тальника и постарался объяснить:

— Смотрите, как красиво, какой отсюда чудный вид. Река и отмели, журчание воды, летят стрекозы, радуются солнышку растения. Мир прекрасен, даже на этом неприметном бережку. Но иногда вселенскому добру приходится делать серьёзный выбор, а то и просто бросить жребий на удачу. Ребята, кукушачьидети не уживаются с другими птенчиками. Они так велики и прожорливы, что, едва вылупившись, начинают выбрасывать из гнезда всё, что в нём находится. Если бы мы оставили в гнезде на липе кукушкино яйцо, скоро бы вылупился из него незваный житель. Он крупный, сильный. Он сильнее мухоловкиных детей. Первым делом, он вытолкал бы наземь четыре маленьких яичка, и из никогда уже никто бы не родился.

Барвинка ахнула, прижав к лицу ладошки.

— А если бы они… первенькие, уже живые, но пока совсем без пёрышек…

— Вот потому Петька и убирает прочь лишних захватчиков, — сказал принц Незабудь и ласково погладил Барвинку по голове.

— Злые кукушки! Почему ты их не выгонишь совсем?

— Дело в том, что в природе всё уравновешено. Кукушки любят лакомиться огромными волосатыми гусеницами, с которыми не справятся маленькие певчие птицы. Вот эти две пары кукушек, что погостили в нашей роще, за две недели съели столько гусениц, что если бы не съели, то те бы обглодали старую липу целиком. Да не одну, небось. Поэтому пускай живут все твари. И кукушки тоже.

— И змеи, — буркнул Ромашок.

Незабудь не понял иронии, он стал хвалиться:

— Точно. Особенно те, что на нас работают. А Петька у нас – славный змей. Петька в этом сезоне уже пятого нарушителя ликвидирует, объелся, растолстел. Змеи ведь мало кушают, всего раз в несколько дней, но он старается. Вон какой вымахал на наших угощениях! От него даже лошади шарахаются, не то что люди. А ведь полоз совсем не ядовит.

Ромашок стал угрюм:

— Значит, он бы назавтра не пришёл. Змей вообще не собирался портить мухоловкины яички. На самом деле, это он приносил пользу, а я его ругал. Да ещё защищать гнездо бросился, как дурак.

Барвинка так и затрепетала крыльями.

— Ты же не знал! Ты очень-очень смелый!

— Ага! На самом деле это страшный чёрный змей спасал гнездо, а я, добрый цветочный эльф, хотел его прогнать…

— И ты его, конечно, напугал. Кто бы посмел напасть на огромного полоза с парой ещё мягких, сырых крылаток?

 

Принц Незабудь смеялся, представляя себе эту сцену, но всё-таки он постарался выглядеть серьёзнее при детях.

— Пожалуйста, больше не нападай на змей, а то всех распугаешь, — весело попросил он Ромашка. Тот улыбнулся. Принц вздохнул и, подождав чуть-чуть, добавил:

— На самом деле, змеи, разумеется, опасны. Даже не ядовитые. Но настоящему бойцу мало быть смелым. Если бы ты взаправду встретил голодную змею, следовало просто уйти с её дороги, а если нужна помощь, то её надо позвать и не стесняться своей слабости, а правильно оценивать возможности. Не забывайте, мои дорогие, что вы пока лишь маленькие дети, и станете отважными цветочными бойцами только если дадите себе труд подумать, что творите, а не сгинете, как безмозглые мошки. А для этого надо что?

— Учи-иться, — хором пронудели ребятишки. Нет, дети эльфов вовсе не лентяи, они любят учиться. Просто им было немножко обидно, что они всё ещё так мало знают. И принц это,возможно, понимал. Хорошо ему, взрослому, читать мораль. Как будто дети виноваты, что они ещё не успели подрасти!

— Я тоже не всё знал в своё второе лето. А уж в первое был таким смешным! Смешнее этого жука.

Маленький жук неловко споткнулся на песчаной осыпи и нервно дёргал лапками, пытаясь вернуть небу и земле нормальное расположение.

Эльфы сейчас же помогли ему перевернуться и помахали вслед.

 

— Ну, вот. Одно доброе дело мы с вами точно сделали, а значит…

— День прошёл не зря! – снова хором ответили Ромашок и Барвинка.

— Эй, день-то ещё не прошёл! А кто должен ещё раз последить за гнездом в вечернюю кормёжку мухоловки? Кто должен рассказать наставнику о том, что всё в порядке? И, кстати, не стесняйтесь его спрашивать обо всём, о кукушках и о змеях. Может быть, мамы-папы заняты до вечера, а мир познавать надо целый день. Ну, полетели!

Барвинка легко поднялась, но Ромашок за ней не торопился.

— Постой, принц Незабудь. Выходит, природе нужны все: и гусеницы, и кукушки, и даже те, кто нам сначала кажется чудовищами?

Принц подбоченился и ждал, чувствуя таящийся в ещё невысказанном вопросе подвох.

— А как же сороки?

Он поджал губы. Он всегда боялся этого вопроса и не хотел ничего объяснять по поводу своего странного приказа. Тем более, эльфёнку, для которого ещё много явлений и событий кажутся сказочными чудесами. Но не ответить смелому мальчишке, который был готов отстаивать свой охраняемый объект и защищать подружку, было бы малодушно.

— Через год. Здесь.

Незабудь указал на серый камень, тот самый, на котором ещё недавно грелся сытый полоз. Принц должен сам понять, насколько справедливым и уравновешенным было его решение. И быть готовым выслушать мнение молодого эльфа по этому вопросу. За год мальчик и так узнает эту сложную историю, наверняка, у него будет, к тому времени, свой взгляд на трудности правления целой страной. А пока Незабудь просто проводит взглядом эфемерное мерцание крыльев, уносящихся в сияющий простор.