ГЛАВА  25

ВСЁ  БЫЛО  СКАЗАНО

 

Неловкое движение – и с силою развернётся гибкая лоза, согнутая в кольцо, хлестнёт, как ожог; холодная змея, замершая в строгом оцепенении, способна неожиданно, в долю мига, бросить в атаку стремительность молнии; неосторожно стронутый на горе камешек пустится вскачь по другим, неколебимым веками, и разбудит их многолетний сон, увлекая один за другим в грозный поток – всесокрушающую лавину. Миг невозвратим.

Малейшая ошибка грозила непоправимым: если этот жеребец кинется в бой, то этот бой станет для меня последним. Конечно, если мне удастся победить его, не покалечив… это вряд ли возможно. Но иначе Карахан не станет меня слушать. Разве поверит оскорблённый простым словам, когда ему уже наплели сплетен, когда глаза его говорят о лжи тех, кому он верил? Когда он уже готов отстоять, если не любовь, то хотя бы свою честь? Всё это долго говорится, но происходит очень быстро. И кто знает, чем закончилась бы следующая секунда? Но тут я произнёс, с трудом узнавая собственный голос, и не уверенный, что он будет услышан оглохшим от неправды.

— Удачи тебе, Карахан.

— И пока он соображал, что такое я ему сказал, добавил:

— Злоба – плохой советчик. Это безумие, друг мой, может заставить тебя совершить непоправимое.

Он немного успокоил дыхание и нашёл в себе силы ответить:

— Сейчас это должно быть справедливо. Впервые в жизни мною правит безумие, и оно окажет хорошую услугу всей моей прежней рассудительности.

Я увидел, как от сильного, грациозного движения, заиграли его железные мускулы и натянулись крепкие сухожилия. Но я уже овладел своим духом полностью, потому что знал: раз уж противник заговорил со мной, он не кинется в драку, пока не подтвердит своих подозрений. Я продолжал разговор:

— Мы все тут тебе друзья, Чёрный Бархат. То, что сказали тебе обо мне и Юлдузхон, со стороны тех, кто сказал это – правда. А с нашей – неправда.

— Хочешь напомнить, что правда бывает разная? Тогда я пришёл узнать истину.

— Истина в том, что Юлдузхон действительно тебя любит, а я уважаю вашу с ней любовь. И я сделаю всё, чтобы вы были вместе. Именно поэтому, сегодня тебе сказали о нашей свадьбе. И хорошо, что весть достигла тебя скоро, видно, у тебя есть, кому доверять при дворе.

Карахан недоуменно оглядел всех троих. Злоба его сменилась непониманием. Нечто подобное он мог бы прочемть и во взгляде Бахор, которая до этой минуты просто ждала кровавой битвы. Сейчас в глазах её был вопрос. К счастью, первым его задал Карахан.

— Что всё это значит? – он ещё раз оглядел всех, и обернулся, конечно, к принцессе. – Юлдузхон?

Она смогла произнести только:

— Да, Карахан, я люблю тебя. А они – двое, хотят нам только счастья.

Тогда Бахор встала между нами.

— Я знаю только то, что мой муж – король Великой равнины Шейх Юлдуз сегодня утром выдал нашу дочь – принцессу Юлдузхон за Шаха Тиграна. Не сказав мне ни слова и, насколько мне известно – против её воли…

— Значит… – начал было Чёрный Бархат, но Бахор продолжала:

— И против моей воли тоже.

— И против моей, между прочим, — заметил я. Королева фыркнула.

— Хорошо, если так. Но сейчас Юлдузхон не захотела уйти от него, когда я пришла, не обращая внимания на приличия, чтобы любой ценой защитить мою дочь от того, кого ещё недавно считала своим… другом…

— Можешь говорить всё, Бахор, — сказал я ей. – Неужели ты так мало меня любила, что не доверяешь слову верности и чести? Неужели и ты, Карахан, решил, что милая Юлдузхон – Золотая Звёздочка способна тебе изменить, а старый товарищ – предать твою дружбу?

Бахор и Чёрный Бархат поверили мне, потому что их сердца чувствовали: я не лгу. Вопреки тому, о чём они оба уже знали от других. Они ждали продолжения истории «Юлдузхон – не моя жена».

— Конечно, принцессе не нравится играть столь недостойную роль. Мне стоило труда убедить её изобразить мою супругу хотя бы до того, когда мы сможем развестись.

— Почему не сейчас?

До Карахана, всё-таки, дошли мои слова.

— Вначале объясню, что случилось. Нынче ночью, зная о планах короля, твоя невеста сообщила мне, кто её возлюбленный и просила помощи, зная о грозящем ей решении.

— Постой, Карахан был смущён, — Так ты, учитель, не знал, что я и она…

— Откуда мне было знать? Ведь ты мне не доверил свою тайну. Однажды из-за этого я сам едва не совершил ошибки, подобной ошибке Юлдуза.

— Что за ошибка? – Бахор тоже хотела поскорее разобраться, и я поспешил на помощь.

— Карахан часто наведывался в сад, к шатрам придворных кобылиц. И я, и Шейх Юлдуз догадывались об этом. И оба совершили глупость: приревновали его не к той даме. К королеве Бахор.

— Что? – в один голос воскликнули мой друг и королева. Тот же вопрос я прочёл было и в глазах Юлдузхон, но в следующий миг принцесса рассмеялась, а за нею и мать.

— Неужели оба дурня – старый и молодой, подумали, что такой красавчик ходит ко мне, когда рядом есть Золотая Звёздочка? Самая милая на свете! О, жеребцы не видят интереса в своих дочерях, а потому не держат их за кобылиц, Юлдуза можно извинить. Но ты-то?

— Ты прекрасна, Бахор, — поспешил я сделать ей комплимент. – Не удивительно, что так получилось. Ни я, ни Шейх Юлдуз, который ещё долго будет считать принцессу малым жеребёнком, не могли догадаться, что и она может принимать поклонника.

Юлдузхон ужасно смутилась и что-то попыталась сказать в своё оправдание. Тут на её защиту встал Карахан.

— О, не подумайте ничего недостойного о моей принцессе!

— Если бы я не доверяла такой любви, не радовалась ей вместе с моей красавицей…

Принцесса, на всякий случай, оборвала Бахор.

— Ты не чинила нам препятствий. Но мы всё-таки слишком мало друг другу доверяли, иначе не произошло бы этих ужасных событий.

Чтобы не раскрывать ещё каких-то мелких тайн, и не затягивать возникшей паузы, королева обратилась ко мне:

— Так ты говоришь, Шах Тигран, что и тебя однажды одолела ревность?

— Да. И тогда я чуть не наделал глупостей, как наш Карахан сейчас. К счастью, меня, как и его, вовремя остановил разум, дав нам возможность объясниться. Вот что значит, когда твой дух принадлежит своему хозяину. А вот Юлдуз не захотел ни с кем искать истины. Он поддался наитию и запросто распорядился судьбами других. А Карахана выпроводил подальше из Города, и ты, Чёрный Бархат, ничего не мог поделать, как его верный слуга.

— Я вправду был слишком предан данному слову… У меня не хватило мужества его нарушить, даже когда я понял, что моё задание – лишь предлог… – Карахан посмотрел в пространство, сквозь меня. И у меня возникло чувство, что взгляд его сейчас в точности как у Кухайлана Хайфи. Хотя этого не могло быть: ведь у старика Хайфи были золотисто-карие, чуть раскосые глаза, а у моего ученика тёмные с фиолетовым оттенком. Но ощущение было настолько сильное, что я ничуть не удивился, будто ждал тех слов, что прозвучали, когда Чёрный Бархат очнулся от забытья и окончил совсем другую фразу:

— Тревога не оставляла меня в пути. И я повернул обратно. И сказал Юлдузу, что не желаю больше никому служить, готов покинуть армию и Совет Правителей, ведь я услышал, что произошло. И тогда ум покинул эту голову.

Он замолчал и прислонился лбом к плечу принцессы. Она, не замечая, что мы с Бахор всё ещё тут, погладила губами его шею.

— Это потому, что ты слишком долго меня ждал.

И тут оба одновременно посмотрели на меня. И Бахор тоже. Она сказала:

— Освободи же принцессу!

— Юлдузхон, — сказал я. – Наша свадьба не может считаться настоящей. Кроме приказа повелителя, не было ничего, что означает брак. И мы с твоей прекрасной матерью, королевой Бахор, будем рады поздравить тебя, как полагается, когда ты выберешь своего жениха. Но прежде, чем ты всем объявишь о свадьбе с ним, я на словах даю тебе развод. Для собственного утешения. Вот, теперь я и ты свободны и, кажется, ничем друг другу не обязаны.

— Нет, я не была замужем. Нет, даже на словах. Это всё был дурной сон.

— Хорошо, пусть так. Это была игра. Бахор, а что же…

Но королева уже решительно возглавляла происходящее, заявив: «Идём». Я немного отступил:

— К Шейху Юлдузу?

— Ага, смелые жеребцы не желают вступать в поединок! Вы уступаете дорогу нам, там, где надо сражаться смелостью, а не копытами. Впрочем, вам с Караханом сейчас это ни к чему. Юлдузхон, мы должны вернуться во дворец. Сейчас же.

Мы с другом провожали их до Восточной Арки, потом как-то незаметно пропустили вперёд дворцовую охрану. Нам, видимо, действительно не стоило являться к королю в столь трудный час. И всё-же Карахан настаивал: «Последуем за дамами. Вдруг им придётся нелегко, и мы понадобимся. Ждать невыносимо». Мы потихоньку двигались в хвосте всей этой группы, а любопытные на улицах заметили, кто что хотел, и уже к вееру новая легенда затмила старую: Юлдузхон должна выйти замуж вовсе не за Золотого Тигра, а за Чёрного Бархата. Произошла какая-то ошибка. Кто слышал короля? Ох, эти сплетни!

Пока же мы сопровождали наших кобылиц к самому важному в их судьбах разговору, я чувствовал себя не так уверенно, как бы хотел, и от всей души желал скорого успеха моей отважной королеве.

 

* * *

 

В огромном зале великолепного дворца повелитель Великой Равнины не находил себе места. Вожак многомилионных табунов не мог разобраться с двумя непокорными кобылицами.

— Все вы, бабёнки, одинаковы, — ругал он принцессу. – Ты связалась с Караханом, а Шах Тигран, зная об этом, расторг почти состоявшийся брак. Не надо вешать всё на остальных, Золотой Тигр – жертва ваших козней, я знаю его с самого своего рождения и он ни разу не повёл себя недостойно. Но тут мало кто выдержит. Ты, беззаботная птичка, в твоём-то возрасте и звании принцессы проявила распутный норов… – тут он подумал, очевидно, вспоминая самого себя. – Но я не собираюсь поважать притворщика. Твой Чёрный Бархат завтра же отправится на свою родину и больше не ступит в Долину Серых Камней. Но что прикажешь делать, когда и Шах Тигран отказался от тебя? Срочно искать другую партию? Где, среди первых встречных? Умолять твоего оскорблённого жениха принять тебя обратно? Придумывать новое объявление для народа, который уже носит сплетни о тебе? А моё слово? Слово Шейхов? Молчи! Я не желаю выслушивать запоздалых речей. Все на свете кобылы одинаковы. Но ты, Юлдузхон! Я думал, что могу доверять хотя бы тебе!

— Ну, хватит, — сказала королева, вставая между ними. – Мне-то ты, Шейх Юлдуз, и прежде мало доверял. Ведь именно меня ты заподозрил, узнав, что Чёрный Бархат нередко поджидает кого-то возле рощи.

— Я не велел тебе вмешиваться, пока ещё любимая жена.

— А стоило бы. Чем без толку кричать на невинную малышку, обратил бы внимание, кто наставил тебе длинные рога!

— Что я слышу!

Юлдуз осадил назад, продолжая эту эффектную игру, и едва не споткнулся, наступив на край своего длинного плаща. Красивого жеста благородного гнева не получилось. Бахор готова была решить все проблемы сразу, ведь терять больше нечего, но он всё ещё делал вид, что властвует тут безраздельно. Теперь же она говорила о своей судьбе, но , при всём уважении к Шейху Юлдузу, она не могла в душе не посмеяться над его игрой.

— Можно подумать, ты не знал, что когда-нибудь это произойдёт.

— И это… Шах Тигран? – в голосе короля уже не было пафоса. Усталость поражения.

— Все короли твоего рода страдают от одной напасти: Шах Тигран уводит у них любимых жён. И ты – не исключение, но ни за что не хочешь в этом признаваться, поэтому и устроил нам сцену.

Юлдузхон мечтала пробраться к выходу. Нервы её были на пределе, а скандал между родителями должен был затронуть и её судьбу. Нельзя сбегать, никак нельзя. Мало ли, что теперь она считается свободной кобылицей… Что же там выдумает Шейх Юлдуз, чтобы замять всё, что сам наломал? Гнева отца принцесса не боялась, но понимала, что он должен спасти хотя бы собственную гордость. К счастью, Бахор не забыла о бедной принцессе и напомнила о ней мужу:

— Что ты думаешь насчёт нашей дочки?

— Я вообще устал думать.

— Она не обязана наблюдать за всем, что здесь произойдёт.

Повелитель прошёлся по залу, не глядя на обеих дам.

— А что, собственно, должно произойти?

— Ну, во-первых, ты как-нибудь исправишь то, что уже сказано. Например, что ошибся, называя имя жениха принцессы Юлдузхон…

— И что, на самом деле, это было имя твоего жениха? С тем, что сказать народу, я разберусь, на то я и король. А вы – пойдите обе хоть ко всем чертям.

— Серьёзно? Ты вот так просто избавляешься от нас обеих?

— А заодно и ото всех проблем.

Бахор была удивлена, а Юлдузхон, со свойственной даже знатным дамам ловкостью, вмиг стала хозяйкой положения. Она подскочила к Шейху Юлдузу и прижалась к его груди.

— Ты не мог поступить иначе, мой добрый отец и мой мудрый король!

Эти приёмы безотказно действуют. Юлдуз, в своё время, не знал, как отказать маленькой дочери, тем более не знал, что делать с нею – взрослой. Впрочем, раз уж она такая она взрослая…

— Я объявлю о твоей свадьбе с Караханом. Но, чтобы пресечь разговоры о том, что вы устроили сегодня, будет заявлено, что твой поход в военный лагерь является следствием интереса к военному искусству и, в частности, искусству поединщиков. Шах Тигран – твой наставник и проводник. А если кто-то что-то не так понял, пусть жалуется на себя.

— О, здорово придумал!

— Тебе придётся взять у него несколько уроков.

— Здорово! – восхищённо повторила Юлдузхон.

— Милая Золотая Звёздочка, ты ведь не думала, что я могу желать тебе чего-то нехорошего?

Она отпрянула и посмотрела ему в глаза.

— Но ведь ты не только мне желаешь счастья?

Такого от неё не ожидала и сама Бахор. Юлдуз глубоко вздохнул.

— Думаю, что король должен уметь и проигрывать судьбе, а не только требовать себе радостей любой ценой. Иди, Юлдузхон, забудь, если я чем-то тебя обидел. И если она есть, твоя любовь, возьми её сполна.

Принцесса не стала затягивать неприятного момента и умчалась, куда влекло её сердце. Она была уверена, что и у королевы будет всё в порядке.

 

— Ты добилась своего, Бахор – Рассветное Облако. И ты права: так и должно было случиться.

— Прости, Шейх Юлдуз, я действительно очень давно люблю Золотого Тигра и ничего не могу с этим поделать.

— Если бы ты могла… но это уже не нужно ни мне, ни тебе. Ведь так? Вспомни, когда-то я закатывал тебе смешные сцены ревности, после того, как ты звала меня изменщиком. Я кричал, что выгоню всех жён ради тебя, как сделал, говорят, мой отец ради моей матери. И перечислял имена тех, кого выгоню прежде. Мы оба знали, почему случился этот брак. Ты была, да и сейчас по-прежнему красива, а я – знатен и богат. Но с тех пор, как ты стала зваться королевой, я не смог даже войти в свой шатёр. И если бы ты не полюбила другого, этот обман мог продолжаться для всей страны и мучить нас обоих. Когда-то ты бросила старика Аграфа и его кочевье ради меня, и вряд ли вспоминала это и думала, что с ним случилось дальше. Теперь ты бросаешь меня ради Тиграна. Тебе наскучило звание королевы и снова захотелось поноситься по степям? Славы нам мало, подавайте приключений.

— Ты никогда не любил меня по-настоящему, Юлдуз. Между нами был негласный уговор, тем более странный, что я значительно старше тебя. Но тебе нравились такие… опытные. К тому же я была красивой вещью в твоей коллекции…

— И всё-таки ты была… была моей пленницей. А теперь я – добрый повелитель, собственной волей отпускаю тебя.

— Не совсем так: ты просто не в силах меня удерживать.

— Я не хочу тебя удерживать.

 

* * *

 

Обе красавицы отказались от высоких титулов ради великого чувства и обе, в один день, объявили о своём счастье. В этот же день друзья пришли поздравить Карахана и Юлдузхон. Там была свадьба. Это по идее Шахина-Сокола, конечно, она устроили грандиозную гулянку на несколько дней кряду. Шейх Юлдуз с лихвой оплатил былую ошибку, и праздничное веселье охватило весь Город.

А мы с Бахор ускакали далеко-далеко в степь и всю ночь смотрели на звёзды. Честное слово, мы вели себя, как совершенно обезумевшие от пьянящего чувства молодые, от души наслаждались таинственным свечением ясного ночного неба.

 

* * *

Шейх Юлдуз был один. Пустые залы гулко повторяли звук его подков, медленно и мерно звенящих среди стен дворца. Туманное утро будто пронизало всё здание не столько ранней сыростью, сколько состоянием какой-то необъяснимой неизбежности. Король ходил по залам в полном парадном убранстве. Он повторял, удивляясь звучанию имён: «Озаль. Сабия. Айна-Ласточка. Кайрат. Гульча». Стены безмолвствовали. Молчал и утренний туман. Его холода не ощущалось. Воздух был непрозрачен и вязок, будто перемешавшийся с мыслями дурман тлеющего чёрного корня. «Азель. Саада. Мая». Время от времени, Шейх Юлдуз останавливался и грустно вздыхал: «Гизель. Камилла. Хлоя». Или игриво: «Архона. Бейра. Лала». И снова залы слышали звук его шагов. А потом опять имена, извлекаемые из памяти, безжалостно изгоняемые из сердца.

Вчера, в разгар гуляний, повелитель, в разорванной накидке, пьяный не от браги, не от чар Гневного Колдуна, а от собственных тяжёлых мыслей, вломился в празднующий гарем и прохрипел: «Всем даю развод!» И, не обращая внимания на испуг и удивление кобылиц, пояснил: «Я никого не люблю. Ясно? С утра вы все свободны, как ветер, и вольны идти куда вздумается». И ещё добавил для тех, чьи губы настойчиво пытались удержать его страстной лаской: «Забирайте свои безделушки и тряпки, снимайте шатры. Но чтобы ни одной тут не было. И помните, что вам не обмануть меня своими сладкими хитростями. В конце концов, я – король. И мне всё это надоело».

Наверное, стражникам пришлось потрудиться, помогая знатным дамам поскорее покинуть рощу. И ещё для того, чтобы на другой день лошади терялись в догадках, поговаривая: «Король-то наш, устроил свадьбу дочери, а сам разогнал весь гарем. Говорят, он дал себе  необычную клятву, что у него больше не будет королевы».

Никто не вспоминал, что королевы в ту ночь уже не было во дворце. И уж подавно о том, что она была в это время далеко в степи, вместе с Золотым Тигром. Об этом скажут после, когда Золотой Тигр объявит всем о своей женитьбе на солово-розовой красавице, бывшей когда-то женой короля.

 

А король вспоминает. Думает, без лишних эмоций, о прошедшем. О том, что было в его жизни, кроме геройских дел и повседневных неурядиц. Он вспоминает имена жён, бывших подруг, случайных любовниц. Не повторяется. Сухо и холодно: «Арея. Айна-Кера. Волна. Изель. Белянка Нея. Багара. Диа…» Как только имя произнесено, ему уже не суждено вернуться в воспоминания короля. Он оглядывается и сам себе качает головой: «Нет». Потом осторожно завершает: «Бахор». Его голос слышат лишь собственные уши. Но главное – он мог бы и не говорить, потому что сердце не слышит: «И не она». Суровая жизнь, наконец, заставила его сказать правду самому себе.

Шейх Юлдуз – прекрасный и великий правитель быстроногих питомцев великой равнины, любимый многими кобылицами, обманутый соблазнами красавиц, пленившийся поклонением, величием, успехом… он теперь свободен. Он осознает это, только признав правду, которой долго не хотел знать: «Я никогда не любил ни одну кобылицу. Так, как вещают нам легенды. И как дано не всем. Никого не люблю». Шейх Юлдуз грустно усмехается, выходя из душного плена дворца. «Я становлюсь, наверное, умнее. Моя глупая и красивая юность уже позади».  И, обращаясь к небу, вздыхает: «Но я так и не знаю, что такое любовь».

 

ГЛАВА  26

ВСТРЕЧИ

 

Впереди показался Мост, за ним – Высокий Берег. А вдалеке уже были заметны стены Города. Миновали последнее на этом берегу кочевье. Кони прибавили ходу, рванулись вперёд, позабыв о тяжести вьюков. В голове каравана послышался протяжный клич: «Шагом Ша-агом!»

Тигран заметил: «Они так долго не видели Серых Камней, что готовы в нетерпении смести весь Город в пыль своими копытами». Амурат поддержал его: «Если мы в таком темпе ринемся на Мост – от нашего похода окажется больше вреда, чем пользы».

Со стороны Серых Камней уже заметили приближающийся караван. Скорее всего, кто-нибудь из окрестных жителей успел сообщить радостную новость Городу, и Город встречал участников похода. До них было ещё большое расстояние, невозможно даже узнать в толпе знакомого, но оно быстро сокращалось, приближая торжественный момент. Тигран и Амурат снова пристроились в хвосте каравана и Амурат спросил:

— А что же с тем, о чём ты не успел рассказать, учитель?

— Надеюсь, впереди будет ещё много счастливых дней. Нам будет о чём поговорить.

А про Карахана и Юлдузхон?

— Спрашиваешь! Это была самая шикарная свадьба, достойная называться свадьбой принцессы. Самое интересное, что наши кони оказались достаточно благородными, чтобы сразу прекратить всякие сплетни, относительно едва не состоявшегося брака с другим женихом. Воины, труженики, дамы искренне восхищались на редкость красивой парой: сильный и мужественный, вороной, как безлунная ночь, как сама тайна волшебства. С великолепным блеском чёрной шерсти, величественной осанкой и походкой. Она – само Солнце, сошедшее с небес, чтобы найти земную радость. Рыжая, как огонь, сияющий золотистым блеском. С ярко-белой звездою во лбу, ножки в ровных «чулочках». Стройная, изящная, нежная – сама грация. В огромных прекрасных глазах её светилась неземная любовь, и друг отвечал ей тем же взглядом. Они были необъяснимо-прекрасны, как союз мрака и света. Таких, как они, можно полюбить за одну лишь красоту, невзирая на другие достоинства. Но для них самих важно лишь то, что сердце каждого жило в душе другого. Что же дальше? Проходило время, а свет в глазах влюблённых не угасал. И нельзя было по-прежнему не восхищаться красивой парой. Наверняка, в их чувствах появилось и много нового за прожитые вместе годы, но уверен, эти чувства стали ещё надёжнее. Года через полтора после свадьбы у Юлдузхон и Карахана родился сын – ты, Амурат. А потом твоя младшая сестра Деви Гордая. Не знаю, как на деле, дума, что так и есть, я не ошибаюсь в друзьях и могу быть уверен в том, что говорю об их чувствах: любовь супругов не делилась на детей, она просто росла, охватывая теплом вновь рождённых для счастья. Ты тоже так думаешь?

— Да. Если бы мы выбирали себе родителей, то я не пожелал бы других.

— Знаешь, смотрю я на них… Моему другу Шафрану тоже очень повезло с Принцесс Роз. И Султан – Белый Барс, похоже, по сей день влюблён в свою Муники, хотя она основательно разжирела. Да и славный Шахин – Сокол никогда не выглядит несчастным, несмотря на семейную ораву из двух жёнушек и восьмерых прехорошеньких дочек от них, да ещё скольких-то там от других кобылиц, с которыми он неизменно сохраняет приятельские отношения и помогает устраивать их браки, да и выросших детей. Впрочем, вполне возможно, что некоторые его дети ещё окажутся моложе его внуков. Мои друзья неплохо устроили свою личную жизнь, ведь каждому своё. Но такой сказочной любви, как у Юлдузхон и Карахана, мне ещё не приходилось видеть.

 

Шахин-Сокол, находившийся в этот момент достаточно близко, чтобы слышать, о чём идёт речь, попытался сострить:

— А что до другой «единственной любви» Карахана – не будем о ней…

— Ты неудачно шутишь! – в голосе Амурата слышалось больше недоумения, чем гнева. И Шахин поспешил спрятать явленный смехом оскал.

— Это действительно не стоит внимания, принц. Разве ты не догадываешься, какой анекдот пришёл мне на ум?

— В твоём вкусе, — незлобно заметил Тигран. — Но видит небо, как бы тебе не мечталось хоть чуть-чуть поддеть Карахана…

— Ненормально безгрешного. Сдаюсь.

— И это, согласись, не слишком подходит для анекдота.

— Потому что наш Чёрный Бархат не изменял своей крошке даже со своим любимым увлечением. Знаю. Но тому есть причина. Ведь Юлдузхон разделила это увлечение, кстати, слегка благодаря тебе, а ещё больше – своему супругу. Иначе, кто знает…

— Но ты должен понимать, друг мой, что искусство Кухайлана Хайфи – не просто страсть, а особое состояние души.

Амурат фыркнул:

— Наука поединщиков и любовь к даме – разные вещи. От страсти я свободен, а от желания самосовершенствоваться – нет. Вот и сам Хайфи не искал земных радостей, а был счастлив. Такое возможно.

— Ну, знаешь, — заметил Тигран, — В словах моего приятеля есть истина.

— Вот-вот, слушай Старшего! – Шахин чуял скорое возвращение, и настроение его снова улучшалось. А это означало, что из старого ворчуна он опять сделался беспечным насмешником. Может Сокол и был хорошим товарищем, но что греха таить, приятным собеседником он был не всегда. Поэтому его спутники предпочли вновь поотстать от табуна и от него заодно. Только тогда Амурат заговорил первым:

— Юлдузхон отдаёт дань науке Хайфи. Но разве иначе их роман с Караханом мог закончиться? Ты подтверждаешь это? Позволь усомниться.

— Всё может кончиться, как и начаться, и дружба, и любовь. Прекрасно, если они кажутся нам вечными. Юлдузхон тогда была всего лишь молодой кобылкой. Пусть даже умницей, красавицей и принцессой одновременно. Но если бы её интересы слишком отличались от интересов Карахана…

— Ты не уверен даже в том, что назвал самой чистой любовью!

— Я пока не говорил, что твой отец мог бы её разлюбить. Он сам уверял, что просто не полюбил бы её, если бы она не разделяла от души его мысли.

— Значит ли это, что мои родители – просто чокнутая парочка, как болтают некоторые? Самая чистая… и всё это оказалось лишь манией безумца, который всю жизнь ждал подходящей встречи и лишь случайно… Я сейчас могу сказать много лишнего. Но ведь и ты, учитель…

— Что я сказал?

— Что-то вроде «любви-то и не существует». Я понял?

— Однажды они переплывали реку, и на стремнине Юлдузхон потеряла силы. Чёрный Бархат долго боролся с волной, подталкивая подругу к берегу, и наконец, победил стихию.

— Ну вот. Разве тот случай ничего не значит?

— Значит, что ты неправильно понят, что я сказал об искусстве поединщиков. Любой обычный жеребец, на месте твоего отца, не выплыл бы и в одиночку. Но сила духа и искусство владеть своим телом спасли тогда обоих. После мы, правда, в течение многих дней, почти не сомневались, что его молодая жена умрёт. Мы все страдали от чувства безысходности, а отчаявшийся Юлдуз воскликнул: «Она – Солнце, сошедшее на землю, а Солнце не может долго быть на земле». И он спросил Карахана, что будет, когда пробьёт её час. Сможет ли тот, кто дышал её именем, жить после этого? И тогда Чёрный Бархат, при всём гнёте горя, оказался сильным и, поглядев на жеребёнка, сказал: «Я уйду в горы и посвящу себя учению Кухайлана Хайфи. А когда подрастёт сын – и его тоже. Кто же ещё позаботится о нём?» Его не поняли, решили, что он сходит с ума. Позабыв о том, зачем сама кобылица, в такой холод и наводнение, полезла в реку: потому что её малыш оставался на этом берегу, а все пути к мосту и переправе были размыты. В общем, это было опасное приключение, которое едва не закончилось плохо. Карахан собирался жить после смерти жены, и заявлял об этом так, как прежде был уверен, что без неё умрёт. Жить только ради тебя, Амурат, и только благодаря духу самосовершенствования, что мог поддержать его сердце. Но мог ещё помочь и ей! Юлдузхон до того не слишком увлекалась искусством поединщиков, она действительно когда-то немного потренировалась со мной и Чёрным Бархатом, но ей было не до того, чтобы посвятить этому всё своё время. А теперь я подошёл к своему бывшему ученику и сказал: «Вы оба долго пробыли в воде, сражаясь за жизнь. Почему ты всё так же здоров и силён, а она чем-то не угодила этой земле?» И тогда Карахан увёл семью куда-то к Истоку и решил сам помочь подруге освоить древнее искусство, если только оно могло её спасти. Шла Юлдузхон без помощи, но вид её был слабым утешением того, что она всё-таки жива. Когда же, спустя год, семья вернулась в Серые Камни, принцесса была ещё прекрасней, чем в юности. Она сумела укрепить свой дух и силу. Она многому научилась, возвратив здоровье. И в это все поверили, когда узнали, как она отдала долг жизни Карахану.

— О, я знаю! – воскликнул Амурат. – Я даже помню, как свалился с обрыва в горах, а отец удержал меня за хвост, но тоже оступился оттого, что покатились камни. Юлдузхон ухватила его зубами за загривок, так мы и выбрались. Она такая сильная!

— И благодаря чему?

— Да, конечно. Она – первая дама, изучившая науку поединщиков.

— Во всяком случае, из современных дам. Любая судьба интересна, Амурат. Но об этом ты мог бы расспросить и не меня. А я опять разговорился о приключениях, хотя и начал о любви…

— Прости, Шах Тигран, но ты всё-таки не думаешь так, как Шахин?

— Когда-то я уже сказал, что случай Карахана и Юлдузхон похож на волшебную сказку, на живой идеал. И этим стоит восхищаться.

— Спасибо, Шах Тигран, я передам им твоё восхищение.

— Они и так это знают. Надо сказать, что Карахан стал помягче характером, когда женился. Это и лучше. Наверное, то же другие говорят и обо мне?

— Не знаю.

— Но ты-то не считаешь своего учителя слишком добреньким. Загонял я тебя в этом походе.

— Я этого не говорил. А почему ты не упомянул ещё одного из своих друзей, когда рассуждал о личном счастье. Забыл о том, кто его не нашёл?

— О Шейхе Юлдузе. Что поделать, он так и не узнал истинной любви. Он может быть счастлив, как достойный повелитель Великой Равнины, ведь при его правлении страна коней расцвела, как никогда раньше. Но с тех пор, как я нашёл свою удачу с Бахор, а король разогнал весь свой гарем, он не подходит к кобылицам ближе, чем на несколько шагов. Чем больше они с ним пытаются кокетничать, те меньше его благосклонность. Когда-нибудь ему придётся дать стране наследника, и мне жаль, если это будет только долг. Иногда я надеюсь, что он не потерял этот интерес навсегда и успех не оставит его. Ведь я так долго мог жить без моей Бахор, и был постарше, чем теперь Юлдуз, когда явилась последняя отрада сердца моего.

— Наверное, Шах Тигран, ты и сам не сразу понял, как тебе повезло.

— Может быть. Зато через год я стал вдвойне счастлив, когда Бахор подарила мне дочь. Судьба хотела, чтобы у меня родился жеребёнок только от любимой кобылицы.

— Ты очень любишь свою дочь, Шах Тигран.

— Конечно. Гульбахор – моё единственное дитя.

— Уж ты не поступил бы с Гульбахор, как когда-то мой дед едва не поступил с Юлдузхон. А ведь она тоже была его единственной дочкой.

— Как можно думать, что я причиню зло моей милой крошке? Кстати, почему ты о ней заговорил? Она тебе нравится? Признайся, Амурат, ты бы хотел жениться на такой.

— Гульбахор не может не нравиться. Правда, она мне наполовину тётушка…

— Между знатными разрешены такие браки. Они не дают нам потерять лучших качеств, присущих роду. Если ты захочешь жениться на моей дочери, Амурат, я не найду её более достойного жениха.

— Вообще-то, учитель, я не думал об этом.

— Так подумай. Вы оба уже взрослые, хватит носиться по полям и оврагам, задрав хвост. Если судьба указывает верный путь, не следует сворачивать на неизвестные. А теперь — я иду вперёд каравана. Мы скоро войдём в Город, и я должен возглавить табун.

 

Вороной остался позади всех. Он представил себе юную красавицу, с гривой и хвостом белее облаков, с шерстью нежной и золотой, как осенние листья. Гульбахор и вправду очень хороша. Да и как может быть иначе, если её отец и мать – одни из прекраснейших лошадей племени Великой Равнины. Учитель прав, зачем искать неверных приключений, если судьба сама указывает лучший путь? Молодая кобылица заняла его мысли, когда его вывел из задумчивости чей-то весёлый оклик: «Эй, Амурат! Ты ли это?» Вороной оглянулся: конечно, друзья пришли его встречать. Тут были братья-близнецы Орёл и Орлик, которых с трудом отличали не только друг от друга, но и от их отца – Султана – Белого Барса; был и один из продолжателей династии богатыря Солхана, гнедо-пегий Солхан – Пятнадцатый; и Амар-Гиацинт, в котором, по чёрной масти и длинными, завитыми в локоны, рыжеватого оттенка хвостом и гривой, безошибочно можно было угадать младшего сына Принцесс Роз и Бая-Шафрана. С ними был и его старший брат – Бай-Гиацинт, он тоже вороной и с такой же роскошной гривой, но дымчатого цвета, что придавало ему строгости и возраста. Этот жеребец и впрямь принадлежал к старшему поколению, не особенно водился с «малышнёй», и его присутствие здесь должно было что-то означать. Впрочем, Амурат сейчас об этом не задумывался. Он отогнал такой осязаемый образ соловой красавицы и приветствовал приятелей. За разговором, проследив, как идёт разгрузка каравана, и убедившись, что его присутствие не требуется, он увёл всю компанию в сторонку от толпы, где все то и дело толкались. Много новостей и впечатлений, а ещё больше весёлых шуток вплеталось в их беспечную болтовню. Между прочим, Орлик обернулся к стайке молодых кобылок, крутившихся у каравана из любопытства или в надежде на комплимент. Он помахал ухом в знак того, что обратил на них внимание, и заржал, скаля зубы. Красотки засмущались и убежали. А Орёл заметил брату: «Как бы кое-кто не узнал о твоих шуточках». Он смотрел туда, где вокруг Шахина-Сокола крутился настоящий цветник разубранных в пух и прах кобылиц.

— А что, — спросил Амурат, — Успели завести себе подружек? Помнится, Орлику так нравилась… Айна? Или Арна?

— Ария! – хором поправили братья. Тут и вмешался до сих пор молчавший в сторонке Бай-Гиацинт:

— Арна – моя жена, не путай. Айна, та, что Айна – жена моего друга, Фархана Девятого, а Бахара…

— Извини, Бай-Гиацинт, я не то чтобы путаю дочерей Шахина-Сокола…

— Я тоже, — поддержал его Амар-Гиацинт. – Хотя они теперь все мои родственницы. Вообще-то они все разные, но их так много! Проще запомнить кто есть кто – наши Орёл и Орлик, но имена их миленьких подружек я тоже постараюсь не забыть. Ария и Айка, да?

— Айка-Лебедь. Вон та, светло-серая. Как будто её с кем-то можно перепутать!

— Лебедиха, — поддразнил брата Орлик. Может, внешне они и были мало различимы, но стоило одному заговорить, и весельчак Орлик выдавал себя первой же фразой.

Солхан-Пятнадцатый подхватил интересную тему и заметил, что в их возрасте уже вполне пора подыскивать подружку, а вот насчёт того, чтобы жениться…

— Нет, — воскликнул Амар-Гиацинт. Он был моложе всех и очень романтичен. – Если уж любовь, то на всю жизнь. Правда, Амурат?

— Друзья, по пути в Город, я много думал о том чувстве, которое прославляет весь мир, ит какое не чуждо даже иным племенам, совсем не похожим на нас. И даже существам, обитающим в воздухе или воде. Не только ведь из-за того, что так принято делать, мы ищем себе пару и чувствуем себя счастливыми, когда находим. Как хорошо было бы понять это самому.

— И ты нашёл кого-то? – неожиданно заинтересовался Бай-Гиацинт.

— Не знаю, что ответить. Мне неизвестно это чувство, есть лишь его желание, но кажется, я начинаю понимать, что это. Думаю, что не стоит тянуть долго. Сегодня вечером посватаюсь к своей родственнице Гульбахор. Что? Разве она – не само воплощение идеальной кобылицы?

— Важно, — резко сказал Бай-Гиацинт, — Чтобы она была такой именно для тебя. Он топнул и, не попрощавшись, покинул всех. Амурат слегка растерялся таким его словам.

— Но… Шах Тигран считает, что такой брак… зачем тянуть? Вот же – любовь без всяких лишних страданий и препятствий!

Удивлённые поведением старшего товарища, молодые жеребцы перевели разговор на другое. Все понимали: здесь что-то не так. Амар-Гиацинт вскоре распрощался и убежал искать брата. Потом вышло так, что с Амуратом остался только Солхан-Пятнадцатый. К ним приближались две буланые красавицы, в сопровождении одного из участников похода – рыжего Динара. Амурат знал их всех. Динар был женихом старшей из дам – Айны-Мальвы. С ними была и её сестра Азель-Алалия. Даже те, кто не был знаком с этими кобылицами, могли догадываться об их принадлежности к семейству Принцесс Роз и Шафрана по одному взгляду на их роскошные, во вьющихся локонах, гривы и пышные хвосты. Трое поприветствовали друзей. Айна-Мальва сказала:

— Мы только что видели с вами наших братьев. Они уже ушли?

— Они должны быть где-то здесь, они и вас искали, — неуверенно начал Солхан-Пятнадцатый. А его друг Амурат, в это время, смотрел только на Азалию и не замечал больше ничего, пока не прозвучал строгий голос Бай-Гиацинта: «Эй, сестрёнки, вы не забыли, что нынче собираемся в доме родителей? Идёмте с нами». Они ушли. А младшая кобылица тихонько сказала Амурату: «Привет». Он только мог поклониться в ответ.

— Ну вот, — разочарованно сказал Солхан-Пятнадцатый. – Мы все думали, что…

— Подожди.

Амурат немного постоял молча, погружённый в свои мысли. Приятелю надоело ждать.

— Мы все были уверены, что ты предложишь своё сердце Азель-Азалии.

— Азалии?

— Ну да! Ведь вы с ней с детства были дружны и неразлучны. Помнишь, как раньше было весело, пока на нас не стали взваливать все эти взрослые заботы, пока Золотой Тигр не предложил взять тебя в дальнюю дорогу и обучить каким-то там основам боя? Компания наша немного разбежалась, стали встречаться реже но ты с ней… у вас не было никаких таких намёков? Она не обещала ждать? Тогда я понимаю, что тут делал Бай-Гиацинт. Азелька постеснялась прийти одна, и он хотел узнать из наших разговоров, как ты относишься к его сестре. Вот заговорщики! А ты взял да проболтался о сватовстве к Гульбахор. В конце концов, это твоё дело. Гульбахор красива, знатна и неглупа, хотя и очень избалована.

— Отец говорит, лучше не совершать ошибок. Но если совершил, умей признаться в этом и всё исправить, а впредь не повторяться.

— Ну что ты, я ничего не имел в виду! Кроме прочих достоинств, Гульбахор – дочь твоего учителя, знаменитого на весь мир Золотого Тигра. Молодая шахиня составит тебе партию ничуть не худшую, чем дочь наместницы Голубых Гор.

Амурат обернулся к другу. Он не обиделся на насмешливый тон.

— Сейчас я думаю: почему мы с Азалией так долго друг друга знаем, а я никогда не догадывался, как сильно её люблю?

 

* * *

 

Шах Тигран, в сопровождении жены и дочки, вошёл в дом, давно сменивший некогда казавшийся роскошным, шатёр у истоков Звонкого Ручья.

— Мои родные! Сколько я вспоминал о вас в походе, в чужой стране!

— Мы тебя так ждали… – Бахор была немного встревожена и объяснила:

— Я так волнуюсь.

Молодая соловая кобылка торопилась поскорее уйти, но Тигран её задержал.

— Постой, Гульбахор. Нам надо поговорить о твоей судьбе.

— Прямо сейчас?

— Бахор вздрогнула. Нет, она не волновалась без причины. Похоже, если она не знала чего-то особенного, то подозревала. Если когда-то бывшая королева была в курсе сердечных дел своей старшей дочери, почему бы с нею не разоткровенничалась и младшая? Она всегда была почти подругой своим дочерям, а не просто безумно их любила. Судя по её виду, Бахор забеспокоилась именно тогда, когда Тигран упомянул о судьбе молодой шахини. За всю зиму, что его не было в Серых Камнях, что-нибудь да могло произойти. Но Гульбахор, безо всяких лишних пояснений, заявила: «Кого бы ты не предложил мне в женихи, он меня не интересует». Шах Тигран переглянулся с женой и решил не портить хорошего дня, а сначала всё выяснить. «Мы можем поговорить об этом в другой раз. Ты достаточно взрослая, чтобы начать думать о своём будущем. Бывают ведь и вполне счастливые одиночки, но… Просто я хотел знать, нравится ли тебе кто-нибудь из достойных претендентов на твоё сердце».

 

* * *

 

 

Амурат покрутился возле дома Золотого Тигра, раздумывая, не слишком занят ли теперь хозяин, чтобы поговорить с ним. Он постучал копытом в стену возле входа. Странно, что никто не расслышал его приближающихся шагов, ведь дом стоит на отшибе и здесь гостя должны встречать раньше, чем он приблизится к порогу. Наконец, появилась Гульбахор. Действительно прекрасная и нежная, но… не та. Сердце Амурата принадлежало другой красавице. Знает ли Гульбахор об этом и тревожит ли это её? Амурат посмотрел ей в глаза – нет.

— Я хочу видеть Шаха Тиграна.

— Не думаешь ли ты, что они будут торчать дома в такой чудесный вечер? Они уже куда-то ускакали.

Кобылица вдруг о чём-то догадалась и хитро прищурилась:

— А не ты ли пришёл ко мне свататься, дружок?

Амурату еле удалось сохранить выдержку.

— Извини, дорогая тётушка, не в этот раз, — отшутился он.

Гульбахор как-то странно поглядывала на дверь дома. Она торопилась уйти. «Не одна? — мелькнула мысль у Амурата, — Всё-таки хорошо, что и она в меня не влюблена». Любопытство её победило. Красавица осмелилась поинтересоваться:

— А что, правда, что твоё сердце не свободно?

— Может и правда.

— Ну, даёшь! Бедный папаша, он мечтает всех осчастливить, не зря же он позвал тебя в этот поход. Ой, получается, что зря! И кто же?

— А кто у тебя? Амурат решил схитрить, и от него не укрылось мгновение неуверенности в глазах Гульбахор. Но та быстро овладела своими эмоциями.

— Глупости какие! Что ты себе позволяешь?.. Амурат, всё-таки, кто твоя невеста?

— Шах Тигран и вправду мечтает, чтобы ею стала ты.

— Ах, как жаль, что это не так! – снова хихикнула девица. – Но ты-то, надеюсь, не мечтаешь об этом? Ой, это было бы так глупо: учитель женит своего питомца на своей дочке, чтобы потом командовать обоими. Прямо как в плохой легенде. Не бойся, я не допущу этого брака. Ну, всё же, кто она?

— Я скажу об этом всему Городу. Узнаешь.

Амурат умчался. Кобылицы ещё немного постояла, задумавшись. Потом нашла то, что искала в мыслях: «Конечно же, эта… вторая дочка Принцесс Роз. Как её там… Азалия? Ничего нового, они ведь с детства влюблены друг в друга». Её позвали. Гульбахор вздохнула, радуясь своим мечтам, и вошла в дом. Она действительно была не одна.

 

* * *

 

— Азалия!

Буланая кобылица была одной из прекраснейших дочерей богатого красавицами конского племени. Как шёлковая, блестела и лоснилась её гладкая шерсть, похожая оттенком на жёлтые лепестки шафрана. Густым каскадом ниспадали чёрные локоны гривы, убранной драгоценными украшениями. Красивое, сильное тело на стройных точёных ножках. Чёрные «чулочки» и узор светлых яблок по золотистой масти. Гордая осанка и природное изящество плавных движений. Она утопила Амурата в глубине своих очей, а потом надменно спросила:

— Ты смеешь говорить со мной после того, как важные слова слыхала от тебя другая?

Значит, Бай-Гиацинт ей уже всё сказал! Но пусть так и будет. Лучше рассказать ей всё самому, как было, чем это сделают другие.

— Ничего личного меж нами не было, Азалия.

— А что было?

— Был долгий разговор с учителем. Он намекнул, что не хотел бы растрачивать высокой крови своего семейства и выдать Гульбахор…

— Значит, виноват учитель?

— Конечно же нет. Только я. И то, вина ли это? Просто, раздумывая, что многие в моём возрасте уже имеют дам сердца, я заметил предложение Шаха Тиграна и сказал себе: а почему бы нет?

— Кажется, твой отец не был так беспечен. О нём много говорят, но говорят только хорошее. Он считает, что лучше не совершать ошибок, чем их исправлять.

— Я весь в него, Азель-Азалия. Не знаю, какие ещё ошибки ты можешь отыскать в моей недолгой жизни, но самая главная, что я никогда не думал о тебе, как о невесте. Мы с детства были рядом в играх и спорах. Всё было так естественно и просто, и мило. Наверное, и ты не уделяла мне столько внимания прежде. Если я нравился тебе, то почему ты не сказала этого, когда мы шли в поход? Почему подослала брата слушать разговоры, а не пришла встречать меня сама? Увидев же тебя сегодня, я понял, что в душе моей другой нет места. Да и сама душа моя существует теперь лишь потому, что в ней бьётся твоё сердце. И я не совершу этой ошибки впредь – не замечать и не ценить того, что мне уже дано. Подумать только! Ещё вчера я не подозревал о самой главной радости в моей судьбе! Ты не станешь отнимать у меня этого – своей любви?

— Как всё бывает удивительно и глупо. Твоё счастье… Могла ли я ещё вчера предположить, Амурат, даже втайне торопя время в ожидании каравана, что не смогу сказать тебе «нет»? Твоё сердце принадлежит мне, милый друг, и я не хочу отпускать его из плена взаимности.

Амурат прильнул щекой к плечу молодой кобылицы и закрыл глаза.

— Верь этой любви, моя повелительница. Она настоящая.

 

 

ГЛАВА  27

ВЕСЬ  МИР  ПРОСЛАВЛЯЕТ

 

Трава у истока Звенящего Ручья казалась серебряной. Розовеющее небо освещало маленький табун в долине. Медленно брели по росе пять могучих жеребцов. Иногда кто-нибудь из них небрежно подхватывал губами травинку, но видно было, что ушли они в степь не для того, чтобы попастись вволю. Четверо шли за золотошёрстным вожаком. Остановившись, он сказал:

— Здесь когда-то был мой шатёр. А там – хижина великого Кухайлана Хайфи. Как всё меняется.

Вороной ответил:

— Есть вещи, которые кажутся нам неизменными. И этим объясняется наша привязанность к прошлому.

— Всё от судьбы, — подхватил буланый, — Она даёт нам шансы и наше воля использовать их или упускать. Тебе тоже кое в чём везло в жизни, Тигран. Не так ли?

Соловый, желая отогнать неприятные думы, со взглядом всё ещё туманным после вчерашнего веселья, заявил:

— А неплохо погуляли! Знаешь, учитель, в конце концов, жизнь дана нам не только для тяжёлых размышлений. Всё так и должно было случиться. Успокойся на этом и – пошли, ещё прогуляемся.

— Но почему? – непонятно кого спросил Тигран. И тогда чубарый – белый в чёрном крапе, попросил его:

— Учитель, ведь и мы не знаем, почему так случилось. Может, мы и могли бы тебе помочь во всём этом разобраться.

— Это, в общем-то, ни к чему. Да вы и не знаете подробностей. Я до сих пор жалею, Карахан, что не сын твой Амурат полюбил Гульбахор. Но одновременно, Бай-Шафран, я рад за твою младшую дочь. Объявленная помолвка, правда, ни к чему не обязывает, но мы не учили своих детей зря давать обещания. Им повезло, что судьба многое решила за них, и если даже брак не сложится, уверен, между ними всё будет честно. Я сам зря начал представлять заранее, кто будет моим зятем.

— Верно, — сказал буланый. – Ты мог догадываться, что Амурат когда-нибудь посватается к Азалии, а не к Гульбахор.

— Да. Но я никогда не мог подумать, кто посватается к ней!

Шахин-Сокол фыркнул:

— Не придавай этому значение только потому, что задето твоё самолюбие, Шах Тигран. Султан заметил, что ты мог бы рассказать друзьям побольше, если тебе тяжело одному нести такие думы.

 

* * *

 

О чём ещё рассказывать? О том ли, что Гульбахор отвергла всех возможных женихов, что я ей перечислил? Главное – я всерьёз заподозрил, что сердце её не свободно, но для всех оно было закрыто. Бахор тоже что-то скрывала. Я не торопил события, тем более, что мой любимый ученик Амурат не был влюблён в единственную наследницу Золотого Тигра, а других, достойных её любви, я представлял себе немного. Мне самому хотелось в зятья этого молодца, и я не думал, что судьба откажет. Если бы не Азель-Азалия, мог бы Амурат полюбить мою дочь? Теперь я вижу, какие они разные. И Бахор ещё когда говорила: «Не хватало, чтобы сын моей старшей дочери женился на младшей! Хотя и считается, что такие браки – привилегия знатных, на самом деле так частенько поступают беспородные. Неужели на всей Великой Равнине нет молодёжи, годной нам в родню?» Вскоре после возвращения из похода, я заметил жене:

— Наша дочь, определённо, с кем-то встречается. И почему-то скрывает это. Дорогая, я почти уверен, что она завела себе любовника. Ты знаешь, кто он?

— Наверное, так и есть, но боюсь, что всё не так просто. Я пыталась её расспрашивать, но дочка делает вид, что вообще не понимает. Что же мне, проследить за ней?

— Она вновь надушилась цветочным маслом с таким резким запахом. Объясни ей, что это вульгарно.

— Дело ведь только в том, чтобы отбить чужой запах. Поэтому она не примет мой совет. Но, может быть, Тигран, ты сам ей это скажешь?

Как раз послышался цокот шагов. И тут появилась она. Такая всегда милая и нежная. Как она может лгать? От неё опять разило жасмином, а к плечу пристал длинный чёрный волос, так хорошо заметный на золотистой шерсти. Я остановил её, собиравшуюся прошмыгнуть мимо нас в свою половину дома.

— Я слишком задержалась?

— Нужно поговорить. Ты пропадаешь очень часто. Пока меня тут не было, Бахор совсем с тобою замучилась. Тебе есть что скрывать от собственной матери?

— Ты ведь сказал, что я достаточно взрослая.

— Пойми правильно, Гульбахор, я никогда не пожелаю тебе зла. Мы думаем, что ты не зля отказываешь возможным женихам: у тебя есть возлюбленный.

— Это запрещено? – она тут же пожалела о сказанном и замялась. – Вообще-то я не совсем понимаю, о чём идёт речь.

Бахор вмешалась:

— Ты всё отлично понимаешь!

— Но я перебил её:

— Дочка, если всё так, если ты влюблена взаимно, то не выйти ли тебе замуж за этого невидимку? Всё-таки ты принадлежишь семье уважаемой, и сплетни не должны касаться этого дома.

И, в знак того, что не желаю больше слушать фальшивых оправданий, указал ей на чёрный волос. Гульбахор быстро сдула его на пол.

— Если ты думаешь обо мне плохо…

— Я думаю: почему ты скрываешься? Может быть, тебе не повезло полюбить женатого?

— О, нет. Он свободен.

— Значит, кое-чего я добился. Уже известно, что этот некто в твоей жизни существует.

— В этом нет ничего дурного. И ты, прославленный прежде в сражениях и в государственных делах, остановил свой выбор на любви.

— Согласен. Это может дать счастье большее, чем военная слава и почести. Но я и не считаю твоё чувство пустяковым. В чём же беда? Этот жеребец не слишком знатного происхождения? Достоинство не всегда в этом. Или же он не слишком тебя любит?

— Нет, отец. Кроме прочего, он очень высокого рода, прославленного многими поколениями знаменитых предков. И он не женат. И невесты, и другой любви, кроме меня, у него нет.

— Боюсь предполагать, но… неужели твой любимый не в ладах с законом?

— О, что ты говоришь!

— Тогда давай объявим свадьбу.

— Нет. И я, и он, много отдали бы за это. Но нам придётся ждать, когда мой возраст позволит мне уйти от вас без вашего на то согласия. Ты будешь нам препятствовать и мама будет против этого союза. Но теперь вы оба и так много знаете, давайте делать вид, что всё по-прежнему и прекратим сватать мне всяких женихов. А я буду стараться не тревожить вас чересчур долгими прогулками. Обычно это называют перемирием.

Мы были ошарашены, что дочь так плохо думает о нас.

— В конце концов, Гульбахор, не за Солнце ведь ты собираешься замуж! Если всё, что ты сказала правда, препятствий нет, я готов с радостью дать согласие на свадьбу. И Бахор тоже…

— Ни за что, — сказала Бахор.

— Спокойнее, жена. Когда-нибудь дочка откроет нам свою тайну, так будем уважать её. Мне только хотелось бы знать, если избранник не злодей и не обманщик, если он всем хорош, за что я могу невзлюбить его?

— Наверняка, он старше нашей дочери, — глухо произнесла Бахор, уставившись в пол – на длинный чёрный волос.

— Гульбахор, это так?

— В общем-то… Да. Но ведь и ты прилично старше матери. И это только ваше с нею дело.

— Если вся беда только в этом…

— Он уже был женат, — добавила Бахор. Я пока ничего не понимал. Это слегка меняет дело, но в жизни всякое бывает. Главное, чтобы его бывшая супруга не вздумала вредить.

— Вдовец?

— Нет, разведён. И, надо сказать не однажды.

— Дети?

— Одна дочка, но она давно взрослая. Кстати, мы с ней хорошо ладим.

Час от часу не легче! Пусть, малых жеребят у него нет, но несколько разводов о чём-то говорят. И почему дамы считают, что на них это закончится? Нет, я конечно недоволен, что моя малышка влюбилась не понять в кого. Но следует узнать, кто он, поговорить с ним, вдруг, несмотря на досадные факты, и он достоин родства с нами. Мне кажется, что я бы смог понять, действительно ли он так любит мою дочь… Но тут Бахор опять воскликнула:

— Я догадываюсь, с кем связалась наша дочь! Но если это так, мне лучше умереть, чем видеть её рядом с ним!

— Что происходит, Бахор? Мне не нужны догадки. Я хотел всё устроить мирно…

— Нет и нет! Гульбахор, это тот, о ком я сейчас думаю?

Странный вопрос, но дочка его поняла. Они думали об одном и том же. Из всех, о ком я смог подумать в этот миг, мой разум выбрал одного, но душа не хотела принимать факта, и отталкивала прочь имя, которое никогда прежде не принимало для меня такого ужасного значения. Я не хотел верить, но имя прозвучало. Его произнесла сама Гульбахор. И это имя поразило мой слух подтверждением мыслей, как внезапный раскат грома или грохочущий обвал.

— Шейх Юлдуз.

Мог ли я спокойно воспринять подобную новость? Всё, на что меня тогда хватило – полное оцепенение и молчание. И я выдерживал минуту, надеясь, что она пройдёт, как страшный сон. А время неумолимо убеждало: всё происходит на самом деле. И, подобно гулким ударам подков о камни, стучало в мозгу: твоя дочь любит Шейха Юлдуза. О, если бы их любовь родилась ещё тогда, когда король был юн и чист душою! Если бы у него не было столь скандальных любовных похождений, если бы его властные капризы не означали долгую неволю для моей Бахор. Будь Юлдуз прежним жеребёнком, столь дорогим мне в те дальние годы, я не пожелал бы Гульбахор другой судьбы. Пусть у правителя, кроме порочной, сладострастной молодости, немного других грехов, но того было достаточно. Да, он хороший король. Он честен, смел, умён и благороден, он верен дружбе и умеет ценить заслуги.

— Но, Гульбахор! Его прошлое тебя нисколько не волнует? Ты не представляешь, скольким кобылицам он говорил то же, что и тебе.

— А разве он был счастлив хоть с одной?

— Он сам признался, что не знает истинной любви, но это ещё хуже…

— Он узнал это со мной. И не тебе, прости, Золотой Тигр, кого-то осуждать богатым любовными наслаждениями прошлым. Я верю, что ты любишь Бахор по-настоящему и годы доказывал ей верность. Но до того были, как минимум, две королевы и множество других. Тебе это не помешало. А Шейх Юлдуз покинул последнюю жену задолго до моего рождения. Это неправда?

— Правда…

Бахор смотрела с нескрываемым страхом, переводя взгляд с дочери на меня. Она сказала бы много, но слова задохнулись в её сжавшемся от спазма горле. Я вскричал:

— Шейх Юлдуз был мужем твоей матери – этого достаточно!

 

Гульбахор отступила к двери и прошептала, захлёбываясь:

— Он меня любит.

Она бросилась в ночь. Исчез во тьме лёгкий звон копытец. А мы стояли, как окаменевшие. Наконец, Бахор сказала:

— Догони её, Тигран. Как бы чего не случилось.

— Не надо, — ответил я. – Гульбахор пошла к нему. Больше некуда.

— Этого-то я и боюсь.

— Пусть расскажет ему всё. Шейх Юлдуз достаточно умён, чтобы понять, что всё это пора заканчивать. Лучше сейчас, чем позже, он сумеет сам ей объяснить, почему они вынуждены расстаться. Так и для нас будет лучше всего.

— Но, Тигран, он ни за что не захочет этого делать!

— Ты хочешь сказать…

— Он и вправду её любит.

 

К Шейху Юлдузу я направился сам, не дожидаясь, когда он соизволит явиться. Безрассудство судьбы, подумал я. Шах Тигран отнимал жён подряд у трёх правителей своей земли, А теперь последний заберёт у него единственную дочь. Нежный, чистый весенний цветок – Гульбахор, залог моей поздней любви, последняя величайшая радость моего существа в этом мире. А может это расплата? И жизнь не так уж глупо устроена.

Но что бы там ни было, я обязан сейчас же поговорить с королём, не оставляя дела так. Для других, возможно, честь – подарить дочку повелителю, а я выше этого. Не будет она жить в его дворце, не будет его спутницей, его забавой. Самое странное, что мы с Юлдузом много раз обязаны друг другу, не раз расплачивались за всё то добро, что знали друг от друга. Главное, без меня Юлдузу не остаться бы в живых ещё в свой первый день в этом мире. И когда я недавно восклицал: «Он не имеет права! Он не получит нашу Гульбахор!», жена сказала: «Чудовищна игра судьбы! Расплачиваюсь я, за то, что была с ним. Теперь он хочет мою младшую дочь». Тогда я возразил, чтобы её успокоить: «Если бы ты не была замужем за королём, не было бы на свете Юлдузхон и Амурата. Не в этом ли был замысел судьбы?» Она согласно промолчала, но в молчании была горечь. И тогда я пошёл к Юлдузу, оставив Бахор одну со своими думами. Пусть решит всё сама для себя. Кто, кроме неё самой, сможет объяснить ей смысл происходящего?

 

Король знал, для чего я к нему явился. Но я для начала спросил:

— Она здесь? – ведь моя малышка так и не вернулась в свой дом. Юлдуз кивнул на один из пологов, отгораживающих входы в зал.

— Она не хочет возвращаться?

Он не стал отвечать. Начал без предисловий о своём:

— Шах Тигран, когда я впервые увидел Гульбахор, уже не жеребёнком, то вдруг понял, зачем мне дана эта жизнь. Не слава короля – правителя и полководца. И не простое чувство жеребца, почуявшего кобылицу. Большее. Столько лет я жил, расплачиваясь, отчасти, за удачи друзей! И вот — награда. Я долго любовался ею издалека. Радовался и страдал за неё один, пока она сама этого не заметила. И это стало волшебством наяву. Я не верил счастью и, похоже, справедливо. Тигран, ты вправе заставить меня доказывать эту любовь страданием. Снова ждать, хотя я ждал так долго.

— Ждал?

— Время легло меж нами. То, что было с другими – было давно и навсегда останется обманом, наваждением. Возможно, я не так уж в этом виноват.

— Ну да! Тебя порядком испортили богатство и власть. И ещё некая Пантера – вечной памяти старушке.

— Если бы можно было начать всё сначала!

— Но нельзя.

— Ты и сам прожил не одну жизнь. Их было много в одной судьбе. Теперь я понимаю, задето твоё самолюбие. Не может ли Золотой Тигр стать выше тех эмоций? Да, твои прежние любовные интриги, могу назвать их романтичнее, но их ведь было много. Мне неизвестны десятки, а может и сотни твоих любовниц, но что прикажешь думать о Гюзель-аль-Будур, Шахри-Зейнаб и Бахор? Все они были жёнами королей: Шейха Тамира, Шейха Тагера и Шейха Юлдуза. Но ни один из этих королей не стал тебе врагом. И всё равно тебе невыносима мысль, что их династию продолжит твоя дочь. Боишься, что она повторит путь всех королев-предшественниц, что я запру её, спрячу в шелка, скрою, как свою пленницу от мира? Нет. Я буду гордиться ею. Но лишь тогда, когда окончится эта игра судьбы.

— Жестокая игра.

— И сейчас она жестока именно со мной.

— Мне принять удар на себя?

— Да. Я ведь, в своё время это сделал. Но ты поймёшь, что это не удар, потом поймёшь. Раньше я этого не понимал, но теперь знаю, что это – чувство, которое прославляет весь мир. Прославляет и, случается, проклинает.

— А ты?

— Я счастлив, что узнал это.

— А Гульбахор?

— Она уже сказала тебе всё. Но я не хочу, чтобы она страдала, и не в силах отнять у неё эту любовь. Недавно я говорил по душам со своим внуком. Ему неизвестно о моих отношениях с той, кого ты прочил в жёны ему. Он к ней относится спокойно, как к своей родственнице, к тому же теперь помолвлен с Азалией. Поэтому я без опаски упомянул имя Гульбахор, сожалея о непреклонности её отца, ведь ему явно не понравится любой жених, коль он видел на этом месте Амурата. И Амурат ответил: «Золотой Тигр мне рассказывал, как ты, Шейх Юлдуз, однажды чуть не разбил счастье моей матери – Юлдузхон. Учитель клялся, что не мог бы поступить так со своей дочкой». Но выходит, что именно это ты и делаешь. И если бы Азель-Азалия сама не вмешалась, ты заставил бы эту парочку пожениться. Кто, Золотой Тигр? Ты! Кто всегда прославлял великую любовь, которой нет преград.

— Я говорил такое Амурату. Но ситуация…

— Как раз для того, чтобы изменить принципам?

— Шейх Юлдуз, я не лгал. Ты что, меня испытываешь?

— А что в жизни даётся просто так? Мы с Гульбахор чувствуем, что назначены друг другу. И если смерть не разлучит нас, то рано или поздно, мы будем вместе. Тебе ли этого не понимать? И ты ли нас заставишь проходить новые препятствия?

Шейх Юлдуз отвёл взгляд. Мне не хотелось обижать его, тем более, что ситуация и впрямь начала походить на испытание верности собственному слову. Король когда-то доказал надёжность своих обещаний, и я окажусь подлецом, если не отвечу ему тем же. Но неужели за это придётся так дорого платить?

— Юлдуз, ты всегда был верным товарищем. И мне нечего сказать о тебе дурного, но…

— И ты был верным другом.

— Не всегда.

— Я не имею в виду Бахор. В конце концов, я понял это, а сейчас понимаю ещё лучше: любовь была сильнее вас обоих. Ты так долго боролся с нею ради меня, но победить не смог. И в этом не твоя вина. А ещё я никогда не забуду, Шах Тигран, что тебе я обязан всем – жизнью и властью. Вспомни тот день, когда ты уходил от погони, из последних сил, спасая не себя, а меня от верной гибели. Зачем тебе нужна была жизнь того жеребёнка? Только ли затем, чтобы отомстить самозванцу Анчару – твоему личному врагу?

— Ты ведь знаешь, Юлдуз.

— Но всё-таки, чего стоит вся моя жизнь? Не короля – меня. Власть, подвиги, деяния, капризы? Чего всё это стоит без того, что я узнал, полюбив прекрасную дочь Солнца и Земли – единственную для меня? Знаю, со мною трудно говорить и спорить, Шах Тигран. Характер у нашего рода труден. И всё-таки ты переломишь свою гордость, если это сумеет сделать потомок гордых Шейхов, упав к твоим ногам, взывая к милости?

Конечно, он не сделал этого. Но всё-таки низко наклонил голову, доказывая мне покорность, лишь для того, чтобы я остановил его.

— Видно, нет для тебя препятствий, Шейх Юлдуз.

— Их нет! Если бы Гульбахор могла жить среди степей, я украл бы её сегодня же. Видно, придётся мне отречься от короны и уйти в степи одному. И стать отшельником, и ждать…

Да, он опять играл. Себя – короля. Но я не сомневался в безумии его страсти и в том, что моя своенравная дочь никогда не отступится от сказанного. И не она ли станет лучшей королевой коней Великой Равнины? Да, кстати… королевой, которую Золотой Тигр не уведёт у короля.

— Юлдуз, к чему весь этот пафос, клятвы? Ты ведёшь себя недостойно для повелителя. Никто не должен знать, что и ты не всесилен. Тебе так верят, этого нельзя терять.

— И… что ты сейчас хочешь мне ответить?

— Раз уж так сильна ваша любовь, её не одолеть старому поединщику. Мне всё равно ничего с вами не поделать. И я желаю счастья Гульбахор, если она найдёт его с тобой.

— Можно ли сомневаться!

Интересно, что бы я мог сделать? Только протянуть время, чтобы ещё проверить и помучить их обоих, не важно, кончится роман их свадьбой или просто кончится. Через несколько месяцев Гульбахор сама будет вправе решать свою судьбу, но тогда она сочтёт меня врагом. Отказав наотрез Шейху Юлдузу, я предал бы старого друга и растоптал бы чувства Гульбахор.

 

Правда, мне ещё предстояло серьёзное объяснение с женой. Она была как будто сама не своя и восклицала: «Как ты мог!» Грозилась не допустить этой свадьбы любой ценой. Потом вдруг засмеялась, как безумная: «Моя первая дочь была женой моего второго мужа, а вторая дочь станет женой первого мужа – что за бред!» Я, не желая напоминать о действительном прошлом её жизни, как мог, успокоил её. Собственно, Юлдузхон никогда не была моей супругой, и Бахор когда-то сама защищала это её право, как теперь я перед ней защищаю право нашей дочки. Тогда, помнится, я подумал: Бахор прелестна и всё ещё вызывает во мне те же, необъяснимо прекрасные чувства. Думаю, и она всё так же любит меня, даже если это только привычка. И мы впервые разругались так, всерьёз, я не хотел видеть её такой. И я почувствовал себя уставшим. Надо набраться смелости, сказать ей, что я ухожу в степь. Возможно – надолго. Мне просто необходимо какое-то время побыть в одиночестве. Поймёт или нет? В последнем случае, я готов предоставить ей свободу.

А что до самой Гульбахор… Чувство, которое славит весь мир, снова оказалось сильнее всех преград. И Шейх Юлдуз давно забыл о тех временах, когда прельщал красавиц знатностью и богатством, в том числе и когда сама Бахор согласилась стать его королевой. Что ж, ведь она добилась своего, но потом от всего этого отказалась… ради любви. В душе моя Бахор давно смирилась с коварной шутницей судьбою.

О чём говорить дальше? Была назначена свадьба, и отпраздновали её быстроногие питомцы Великой Равнины, как и следует праздновать свадьбу короля с молодой шахиней.

 

* * *

 

 

— Счастливы ли они? – сам себя спросил Золотой Тигр. И ответил:

— Не знаю, что будет. Но сейчас в этом нет никаких сомнений.

Он вздохнул.

— Так о чём печалиться? – недоуменно спросил Бай-Шафран. А Султан подмигнул Шахину-Соколу:

— Славная свадебка была.

— Королевская, — поддержал тот.

Незаметно для себя, жеребцы вернулись в Восточной Арке. Они стали расходиться. Карахан покинул учителя последним.

— Шах Тигран, — сказал он. – Не знаю, что сказал бы Кухайлан Хайфи, помогая тебе разобраться в собственных думах…

— Я размышляю о том же.

— Так вот, я скажу, оглядываясь на свою жизнь, твою, наших друзей – все мы искали славы, успехов, счастья. Искали на войне, в боях, в делах страны, и в самой чистой для каждого любви. И все нашли своё, но немного по-разному.

— Ты прав, Карахан. И я сейчас думаю: объясняя мне самую тайную загадку судьбы, Хайфи сказал бы: «Узнать это сможешь лишь ты сам. И только для себя». Когда-то он так и говорил.

 

Золотой Тигр слушал звук своих шагов. Рассветным утром на улицах Города всё было тихо. Может ещё и потому, что нынешняя ночь шумела и веселилась, празднуя свадьбу повелителя и Гульбахор – единственной наследницы Золотого Тигра. Того самого Шаха Тиграна — Золотого Тигра – лучшего ученика великого Кухайлана Хайфи. Победителя многих вражеских богатырей и участника славных сражений, знаменитого поединщика и полководца, героя среди быстроногих питомцев Великой Равнины, спасителя долины Серых камней от власти самозванца. Того, кто помог объединению конских племён, и во многом был истинным правителем ещё при Тамире. Кто восхищал, как поэт, своими гимнами красоте, кто очаровал трёх прекрасных королев своей державы. Сейчас он думал не об этом. Он торопился к своей повелительнице – к Бахор, наверняка заждавшейся его этой ночью.

 

Розовое облако охватило мысли. Восхитительная Бахор была тревожна. Она встречала Тиграна издали, и бросилась к нему, как после долгой разлуки.

— А знаешь, Бахор, — сказал он устало, — Любовь бывает такая разная. Ведь я давно это знал, а вспоминать не хотел, боясь потревожить прошлое. Весь мир прославляет это сладкое безумие – любовь, но каждый славит только свою. Единственную и неповторимую. Она у каждого своя, как и судьба.

— Ты был с друзьями?

— Да. И вот, послушай: Султан и Муники – внезапная роковая страсть, а затем – милая привычка; Шафран и Роз – дружба, привязанность и уважение; Шахин и… обе эти, Байша и Байла – у тех вообще какая-то беспечная забава. Что до Карахана и Юлдузхон…

— О! В этом случае я была едва ли не счастливей их самих! Такая чистая романтика и так надолго встречается редко. Я бы сказала, это – вечный союз сердец.

— Кстати, ты уже не так сильно переживаешь за нашу Гульбахор?

— Похоже, она… вправду чувствует себя счастливой. Если уж это неизбежно… он… он и вправду не заслужил дурной судьбы. Пусть будет так. Ты только что сказал, у каждого свой идеал и представление о любви, и переделать на одинаковое невозможно. Да и не требуется.

Тигран представил себя далеко в степи. Небо и твердь. И ничего, и никого. Простор, свобода. Можно мчаться, куда несёт мечта. Но мечта всегда ближе, когда рядом её живое воплощение.

— Я хотел сказать ещё и о нас с тобой, да не выходит…

Он зарылся в нежно-розовую гриву кобылицы и молчал.

— Ну, Тигран, я же чувствую в твоей душе: ты ещё не перестал быть поэтом. Говори, что ты об этом думаешь.

Он поднял голову. Посмотрел в глаза любимой, глубокие, как ночное небо:

 

Любви сильнее чувства в мире нет.

Она спасёт вселенную от бед.

Пусть говорят: любовь  слепа, безумна –

На ней одной стоит весь белый свет.

 

Бахор помахала ресницами.

— Плохие стихи. Но мне нравятся. Ведь это вообще невозможно хорошо выразить словами. Только так: Я люблю тебя, мой Золотой Тигр.

 

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *