ГЛАВА 14
СУДЬБОЙ ПОЛОЖЕНО
Анчар метался по парадному шатру. Булат следил за ним настороженно. Мелик – с показным безразличием. Глаза самозванца превратились в красные молнии. Будь эти молнии настоящими, камня на камне не осталось бы от всего Города. Анчар ненавидел всё.
— Серые Камни стали осиным гнездом, — изрёк он, кипя от ярости. – Этих ос следовало бы успокоить хорошей порцией дыма.
— Одна беда – зажигать нечего, — съязвил Мелик. Он осмелел в последнее время, пресытившись всем, к чему стремился, и не находя в этом отрады для себя. Анчар думал, что знает, почему. Но этого, наверное, не знал, как следует, и сам Мелик. Скорее, он просто чувствовал суетность своих прошлых стремлений и теперь, оценивая завоевания и грехи прошлого, не каялся, а просто затосковал. И лишился всякого страха. Он устал от бессмысленной борьбы, вне которой жить ему никогда не представлялось интересным. Зависть больше не давала себе знать, о чинопочитании нечего и говорить.
— Мелик, — прохрипел Анчар, задыхаясь от гнева. – Не мешало бы проверить посты у Орлиных Деревьев.
— Король, — вкрадчиво произнёс Булат, как только за вторым советником захлопнулся полог выхода. – Знаешь ли ты, король, каковы мои последние сведения?
— Жив сын Тагера и его приведёт на царство Золотой Тигр?
— Известно уже имя нового… того, кто хочет стать правителем – Шейх Юлдуз – Высокая Звезда. Это не обман, Анчар.
— Но этот дьяволёнок ещё не дорос до венца, даже если кто-то и собирается сделать его… правителем. Можно ещё всё исправить.
— Боюсь, что трудно. Ведь нашим шпионам так и не удалось выяснить ничего интересного. Действовать в Голубых Горах, не будучи при этом кобылицей, невозможно. А Принцесс Роз не принимает наших гонцов, зная, что речь они поведут о наслед… о сыне Шахри-Зейнаб.
— Шахри-Зейнаб… и Тиграна.
— Хорошо придумано. Ведь каждая кляча знает, что Тигран был любовником королевы. Хотя каждый может, путём простого подсчёта дней, исключить подобное отцовство, но сомневаюсь, чтобы кто-нибудь об этом вспомнил, если постараться. Народ всегда больше верит сплетням, чем здравому смыслу. Итак – объявим самозванцем этого жеребёнка. Беда лишь в том, что разубедить всех в этом может сам Шах Тигран.
— Но он разбился в Красном Каньоне!
— Вчера я сказал то же Мелику. Он засмеялся: «Прошлым летом, скоро после переворота, у Бычьего Вала были убиты двое боевиков. Тогда всё списали на месть недобитых слуг Тагера или сородичей той кобылицы, которую они допрашивали, да плюнули на всё. Но я сам видел этих мертвецов и удары, прикончившие их, могли нанести только лучшие ученики старика Хайфи. А их осталось двое: я и Тигран». И, снова ухмыльнувшись, он пояснил: «Не знаю, чем эти два ублюдка помешали Шаху Тиграну, но мне-то какая польза могла быть от их смерти?»
Анчар остыл. Шерсть его стала противно-влажной и ноги ослабли.
— Значит, ты думаешь, Тигран… Но Мелик! Каков! Почему он молчал?
— Я давно говорю тебе, король, что Мелик ненадёжен. Подозреваю, что именно он пустил первые слухи, что жеребёнок Тагера жив. Ведь кроме него…
— И тебя.
— Мне во всём можно верить.
— Во всём можно верить только себе. Объявить что я выступлю перед своими подданными. Уж своему-то королю они просто обязаны поверить.
Ничего объявлять не потребовалось. Слух пронёсся по Городу быстрее, чем его обошло солнце. И к полудню у шатров Анчара собралось много коней, жаждущих знать, что ещё может обещать им король, всё время требующий от них невозможного.
Анчар безудержно лгал, но ложь его разбивалась о неверие много раз обманутых. Его пока ещё боялись. Никто не решался испытать судьбу, опровергая вслух его слова. И вдруг появилась лихая красотка – ярко-гнедая кобылица, с гривой, до неприличия пёстро изукрашенной тряпичными цветами и лентами, вскочила на ближайшее возвышение холма, с которого вещал король.
«Кто тут говорит, что слухи лживы? – вскричала она. – Только тот, кто сам отвык от правды! Эй, лошади! Мне ли не знать, что Золотой Тигр скоро приведёт сюда всех верных справедливости?»
Несколько стражников бросились её отталкивать, но кобыла, раскидывая их крепкими ударами задних копыт, не остановилась. «Шах Тигран, — кричала она, — Знает обо всём, что здесь творится! И он скоро придёт вместе с наследником Юлдузом! Золотой Тигр жив! Вам говорили, что его нет, а красотка Байхэ не раз проводила с ним весёлые ночки! Я точно знаю, что он был совсем не мёртвый, верьте мне, кони!»
Так долго не могло продолжаться. Боевики окружили и оттеснили Байхэ от толпы, Анчар приблизился. Когда она сказала «верьте», воины отступили от неё, в ожидании ответа или команды короля, и Анчар злобно завизжал, вскинулся на дыбы и ударил кобылу копытом в висок. Она рухнула наземь, даже не качнувшись. Не все сразу поняли, что произошло. А когда кто-то в задних рядах закричал: «Убийца!», а с другой стороны раскатилось: «Свободу!», боевики уже разгоняли собравшихся по улицам.
Вечер и ночь были тревожными. Почти никто не спал, и все понимали: больше так жить нельзя. Анчар тоже не спал. Ему не давала покоя жестокая неудача, постигшая попытку хоть немного успокоить свой народ. Сегодня вечером арестовали около сотни из тех, кто якобы поддерживал Байхэ на её выступлении. Но правителя не боялись. Арестованные обещали: «Скоро придёт и наше время». Ни для кого не было секретом, что в каменоломнях и на стройках работали не только пленные и преступники. Там теперь было большинство честных жителей, кто не угодил правительству Анчара. Компании отважных молокососов ходили с нарочно подстриженными хвостами – быть вне закона стало модно.
— Какая-то жалкая тварь испортила всё! – бесился Анчар. – Её любовник оказался шпионом Шаха Тиграна. Завтра его казнят. Помните этого волчонка, что бегал за Тиграном повсюду? Этот негодяй оказался братом ныне здравствующей Принцесс Роз, приютившей Шейха Юлдуза. Куда смотрела моя охрана? Куда она смотрит всегда, и в том числе вчера?
— Ты поступил не мудро, король, — сказал Мелик. С нескрываемым удовольствием полюбовался произведённым в самолюбии Анчара погромом. – Я бы даже сказал «не умно». И не только вчера. Если уж брать чужую власть, надо ею правильно распоряжаться и не гадить самому себе.
Альбинос, как выяснилось, хранил под белой шкурой не только чёрное сердце, но и мелкую трусливую душонку, всегда в добрые времена, выставлявшуюся в качестве доблести и отваги. Булат переводил взгляд с Мелика на Анчара. Наконец, видя что немая сцена затянулась, он оборвал её:
— Насколько сведения верны? Неужели завтра Шах Тигран войдёт в Город? Что будем делать?
Анчар встрепенулся.
— Что? Конечно, драться!
— Убивать, — язвительно заметил второй советник. – Лично мне всё это надоело. Я не принадлежал в своих убеждениях ни Тамиру, ни Тагеру, ни Анчару. Просто я слишком много думал о самом себе.
Булат и Анчар сделали вид, что не слышали его. Король продолжал:
— Завтра, если Тигран посмеет подойти к Серым Камням, его достойно встретят тысячи наших воинов.
— Ликующими приветствиями, а не ударами копыт.
На этот раз первый советник и король не выдержали дерзости и, почти одновременно, воскликнули: «Предатель!»
— Я? Я не предатель, а просто мелкая посредственность, размечтавшаяся о славе и почестях. Я мог стать великим, как Шах Тигран. Ведь мы начинали вместе, но я поторопился. Когда-то буйная молодая кровь и жажда славы и… зависть к тем, кто был могущественней по рождению, привели меня к власти, отняв жертвою за это лучшие стремления души. И неправда, что к высокой цели хороши все пути. Но у меня теперь хотя бы есть сила, признаться в слабости. А ты, старый хитрец Булат, и ты, обожравшийся властью Анчар, не можете понять, что время, выданное вам… нам судьбою, чтобы явить себя этому миру, уже на исходе.
Мелик вышел из шатра и посмотрел на светлеющий восток. Потом на север. И зоркие глаза его различили за несколько тысяч шагов блеск железа на доспехах воинов. Вчера ему донесли, что войска Шаха Тиграна прошли поселения у Северной Стены и приближаются к Городу. Он обещал доложить Анчару и отпустил гонцов. Но не доложил. Зачем? Может быть, не глаза его видели приближение судьбы, а сердце. И так же тревожно как этот стук, звучали где-то тысячи подкованных копыт. Пусть всё сбудется.
— Что, неспокойно? – спросил его дряхлый старикашка Беркут; бывший когда-то советником при Тамире, а теперь ставший из бурого сивым от седины, и, вероятно, перегнавший по долгожительству Кухайлана Хайфи, на чём их сходство и кончалось. Он был оставлен при дворе повелителя и всем тут действовал на нервы. Единственной примечательной чертой его был необычно острый слух, но и это использовалось лишь для собственного развлечения.
— Неспокойно? – переспросил беркут Мелика. – Что может быть плохого в жизни такого как ты: смелого, сильного, великого?
Мелик не оглянулся на него: тот и сам всё подслушал. Тихо ответил, скорее не ему, а сам себе: «Совесть». Вдруг вздрогнул, хлестнул хвостом себя по бокам, будто ужаленный оводом. И быстро направился к своему шатру.
Наше войско вступило в Город на рассвете. Проходя мимо окраинных поселений и кочевий, мы видели радость встречающих нас. Кони ликовали: «Вернулся Золотой Тигр! Пришёл настоящий правитель Шёйх Юлдуз!» Многие, особенно молодые жеребцы и кобылицы, присоединялись к войску и сопровождали его при входе в Город.
* * *
— Войско, — сказал Булат, — Смешивается с войском Золотого Тигра.
— Они уже здесь?
— Да, Анчар. Очень близко. Нам нужно…
— Мне уже ничего не поможет. Слышишь? Ничего! Если армия на стороне Шаха Тиграна, а народ встречает несущего новые надежды правителя, значит, старый правитель должен уйти.
— И надо будет это сделать, так…
— Молчать! Ты слишком много говоришь, Булат. Правда хороша, но не всякая. А эту правду я не хочу знать. Ещё потому, что ты, старый пёс, называвший себя моим верным слугой, теперь будешь так же прижимать уши перед победителями. Конец для меня. Конец власти, славы, может быть – жизни. Ты же, не пресытившийся почестями до сих пор, будешь неплохо устроен и при новой власти.
Анчар в ярости набросился на Булата и принялся его избивать. На шум явился Мелик. При виде него, самозванец затрясся не столько от бешенства, сколько от страха. Обычное спокойствие в повадке второго советника не обманывало: ненависть к королю была слишком сильна, чтобы этот боец согласился уступить его смерть другому.
Анчар попятился и остановился, уперевшись крупом в туго натянутую ткань шатра. Это был действительно конец. Где-то внутри хотел бежать или отговориться, но дух его ослабел. Мелик изобразил безразличие, пробормотав: «Вообще-то, наверное ты чего-то стоишь, раз сумел побыть правителем», — затем подошёл к развенчанному королю и убил его.
Булат взвизгнул от неожиданности такого незаметного и страшного спокойствием приёма, и осадил к выходу. Холодный взгляд убийцы приковал его к месту. Мелик был рядом. Он не должен был находиться сейчас здесь, но он был.
— Ты пытаешься спасти свою дешёвую шкуру взамен чести? Ты мне смешон, старик.
— А ты мне, — еле слышно прохрипел Булат. – Ведь до конца не знаешь, кто победит.
— Ты о яде?
Разгадал! Теперь Булату конец. А он так надеялся, что больше не увидит этого наглого хвастуна. Мелик рассмеялся:
— Мы с тобою делали одно и то же – примазывались к власти и почестям. Просто ты так и не понял, как это гадко. И прожил ты намного больше меня, а не понял. Бессовестный глупец, я давно знаю, что ты пытаешься меня прикончить, вместо того, чтобы слушать то, что я советовал вам с этим… с самого начала. Какая разница, высоко ли забрался, если ты всё равно зависишь от чьих-то тупых идей? Уже не раз я улавливал странный запах в травяном отваре, который иногда пью, просыпаясь ночью: ты ведь знаешь, что у меня часто болит голова. Все плохо спят с плохой совестью. А сегодня мой напиток благоухал на весь шатёр. Признайся, ты очень удивился, застав меня в живых?
Прижатый в угол, первый советник затрясся так, что это стало заметно. Но противник его ещё не окончил речь.
— Сегодня я выпил этот отвар, вопреки обыкновению, не ночью, а утром. А всё потому, что я, хоть и был предателем для некоторых, но не утратил своего достоинства. Вот ты, булат, не смог бы такого сделать. Ты видел, как легко убить, да ты и сам убил меня, а я – этого короля. И тебе, будь спокоен, помогу избежать позора и скучной, бесславной, одинокой старости… Правда… за которую ты всегда будто бы ратовал… сейчас она в моей силе…
Мелик двинулся вперёд, зашатался и рухнул наземь. Его скрутила неодолимая сила смерти. Но он ещё пытался бороться даже с ней, силясь подняться и осуществить последнее…
* * *
Мы, с Караханом, Султаном и освобождённым Шахином вызывали правителя, призывая его отдать добровольно власть и венец. Мы подошли к красному шатру и услышали ехидные слова: «Всё-таки не будет по-твоему. ты не рассчитал силу яда. Ты не успел всего, а я сейчас докажу, что правда может быть и другая. Слышишь, как встречают Шаха Тиграна и Шейха Юлдуза? Сейчас и я их встречу»…
— И даже раньше, чем хочешь!
Я распахнул пологи шатра и первое, что увидел – могучего жеребца, в судороге сбивающего застилающий палатку ковёр, залитый густой пеной. Сердце моё дрогнуло и чувства смутились. Никого и ничего вокруг не было: только я и умирающий у моих ног бывший друг. Зазнавшийся великий поединщик, предатель и советник лжекороля, о последних делах которого я ещё ничего не знал. Не знал о погребении тела Хайфи, о попытке спасти молчанием сына Шахри-Зейнаб и её стражей, о его душевных муках, при всём сознании своего могущества, и ненависти к самому себе за слишком далеко заведшие ошибки самонадеянности. И о том, кто прикончил Анчара, которого я тогда и не видел. Я видел только ужасный образ приближающейся смерти. И позвал: «Мелик…» Он что-то неразборчиво прошептал и посмотрел на меня так, что за эту немую благодарность и надежду на прощение, я готов был забыть ему всё плохое. Надеюсь, он успел это понять и покинул нас без лишних теперь страданий.
Если где-то за гранью жизни есть другая жизнь, как уверяют некоторые, то встретившиеся в ней, неподвластные вечности, должны быть, конечно, миролюбивы и добры. Какое бы зло не посещало их мыслей и дел, пока они крепко стояли на тверди, у них появилось бы достаточно времени, чтобы оценить ошибки и, поумнев, славить примирение, а не вражду живущих и суету событий.
Но теперь я переключился именно на то, что происходило в красном шатре. Кони сорвали его пологи и туго натянутые полотнища. Воспользовавшись замешательством, бросив королевский венец, снятый с Анчара, который лично хотел вручить Шейху Юлдузу, Булат кинулся сквозь толпу и помчался прочь, подгоняемый безумием. Никто его не преследовал, ибо все устали от зла. Может быть, гибель злого короля унесла это отвратительное чувство из умов и сердец. Булат же этого не понял, как не понял бы моего прощения Мелику. Он мчался прочь в страхе, что его настигнут и растерзают. давно не бегавший даже рысцой, ожиревший и слабый, сейчас он летел карьером, взметая тучи пыли. Убегал он от собственной совести и, конечно, той нечего было и думать его догнать. И ничего удивительного, что после его нашли за Городом, загнанным до полусмерти. Через пару дней Булат издох, так и не додумавшись, отчего никто не пришёл его убивать.
А в Серых Камнях был большой праздник. Чествовали юного короля, доверяя ему судьбы страны и народа. Восхищённые новой переменой, упоённые надеждой на лучшее, забывшие всё былое…
Шахин-Сокол был пьян. Он приставал ко мне: «Почему Байхэ меня выдала?»
— Она поддалась настроению толпы и захотела сказать правду. Она поступила правильно и смело, нарушив планы самозванца. Шахин, она надеялась, что тебя спасут, а вот о себе не подумала.
— Тогда почему она сказала о тебе, а не обо мне?
— Не говори глупостей.
— Что у тебя с ней было?
— Ты и так всё знаешь.
— Но я-то хотел на ней жениться!
— Утешься, Шахин-Сокол, что сам ты жив, а на ней тебе уже всё равно не жениться.
— Ну, тогда… я предложу сердце Байле… нет, Байше…
И он ушёл. Пережив столько потрясений в один день, он плохо контролировал себя. Бедняга никогда не придавал любви слишком большого значения. Сейчас он страдал, что Байхэ не могла быть с ним.
Шейх Юлдуз, надо отдать ему должное, на чествовании ничем не показал довольства и заносчивости. Он вёл себя со всеми правильно, достойно, как подобает идеальному, в сегодняшнем представлении народа, королю. Молодой наследник венца сейчас же завоевал сердца своих подданных. Если он мало понимал в чём-то, не спорил на эту тему, а прислушивался. И вообще говорил немного. «Они радуются мне, как символу твоего возвращения, — сказал мне Шейх Юлдуз. – Всем известно, что истинным правителем страны ты стал ещё при моём отце Тагере. И это было далеко не худшее время для конских племён».
В этих племенах и в толпе, возможно, были и те, кто полтора года назад, в зелёных султанах, добыли власть вероломному Анчару. И даже те, кто гнал по горячим следам в неизвестность прекрасную королеву Шахри-Зейнаб, великого Кухайлана Хайфи, меня – их Золотого Тигра. Сегодня судьба обернулась так, что вместе с настоящими друзьями, они без лицемерия радовались нашей победе.
В первый вечер, сморённый усталостью Шейх Юлдуз доказал мне, что повелитель Великой Равнины — в душе вполне нормальный жеребёнок. Он тихонько поделился тем, что его волновало: «Правда, всё-таки здорово, что я король!»
ГЛАВА 15
ВСЁ СЛИШКОМ НОРМАЛЬНО
Единственное, что мне понравилось в наследстве Анчара и что было обязано его власти – прекрасный сад, в который превратили рощу скучающие жёны правителя. Наверное, их вдохновил пример королевы Шахри-Зейнаб, начавшей преображать рощу, выполняя на её полянках маленькие изображения местностей Великой Равнины. Этим Шахри-Зейнаб прославила своё имя, а жёны Анчара захотели того же, но им только удалось скрасить собственный досуг. Дам этих теперь отпустили на все четыре стороны и они, сначала обрадовавшись свободе, вскоре поняли, что не знают, как с нею поступить, и снова повыходили замуж. Благо, что красота их решила эту проблему быстро. А сад остался. То есть, вроде бы, это была та же милая и коварная роща, неподалёку от берега реки Змеи, но кроме яблонь и акаций, появились чудные цветы, отсыпанные песком дорожки и много других приятных мелочей.
Шейху Юлдузу это тоже очень понравилось, он нашёл нескольких лошадок, умеющих ухаживать за садом, и затеял создать в Городе и оседлых поселениях побольше подобных местечек. Он сказал, и повторял это потом не раз: «Коням сама природа дала красоту и совершенство тела и души. Почему бы нам не сделать всю свою жизнь красивой и совершенной?» Насчёт идеи усовершенствований в правлении с ним никто не спорил. Всё было уже решено и так, будто это была его идея. А вот на красоте Юлдуз был просто помешан. Он любил и ценил прекрасное не меньше, чем я, но если я мог довольствоваться созерцанием и доставлять душе наслаждение, питая её этой чистой энергией, то молодой король всё воплощал в жизнь. Если он узнавал о красивых цветах где-то на Крайнем Юге, то скоро эти цветы радовали жителей Серых Камней. Видел изящные наряды и украшения – они вмиг становились модными. Благодаря его детским впечатлениям от замка Принцесс Роз в Голубых Горах, для Совета Правителей был выстроен великолепный каменный зал. Собственный же дом короля был изумительным творением тех, кто избрал интересом в своей жизни воскрешение мёртвого дерева. Шатры стали привилегией кочевников и солдат, впрочем, по яркости они не уступали когда-то царившим среди хижин и загонов, шатрам высокопоставленных воинов, дам и правителей. Мусор, грязь и всякие обломки рухляди исчезли с улиц, и все вдруг поняли, как сильно неряшливость и небрежность мешала им раньше. И перестали удивляться чудачествам молодого короля, признав их важными делами. Король был неглуп и не деспотичен даже в своём увлечении. Но одна красота просто сводила его с ума – красота кобылиц.
Благодаря союзу с дамами-воительницами, содействовавшими нам в усмирении быков, которых растревожил было Анчар, в Серых Камнях и на всей Великой Равнине прижилась идея «свободной любви». Эта идея состояла вовсе не в распутстве, как было принято считать у нас, а только в добровольности участников любовного союза и невмешательстве всех остальных. Стольких разводов и новых браков, как в тот год, Город ещё не видел. Не все были довольны. Некоторые продолжали ругаться с жёнами, бегающими по чужим дворам, но не желали их отпускать. Другие насильно, по собственной воле, пытались толкнуть к женитьбе сына, племянника или внука, или напротив, запретить встречаться с кем-то. Теперь эта влюблённая малышня знала, где искать защиты.
Мой друг Шахин-Сокол, разочаровавшись в мечтах о бедняжке Байхэ, и не решив, на какой из младших её сестёр остановить свой выбор, женился сразу на обеих, наконец, примирив их притязания.
— Шахин, сказал я ему, — Некоторые не зря говорят, что когда в дом приходит вторая жена, счастье этот дом покидает. Не ошибся ли ты?
— Мои жёнушки вместе вошли в дом, и счастье не успело улизнуть, — пошутил он. Я не стал спорить: всякое бывает. Но Шахин уже подхватил тему разговора.
— Почему, Тигран, у меня не могут быть две взаимных любви? Когда законы коней это запретили? Ведь и у тебя…
— У меня тоже были две настоящих любви.
— Вот именно. И много ненастоящих.
— Нет, Шахин-Сокол. Это всё были разные чувства.
— Неужели? А что, представь, если бы Гюзель-аль-Будур и Шахри-Зейнаб появились в твоей жизни одновременно? Ты бы стал выбирать? Значит, один из этих романов был дешёвой интрижкой?
— Только не это. Но если бы вдруг… Если бы я был при этом восторженным юнцом, то покорился бы Гюзель. Шахри-Зейнаб сама не выбрала бы такого. А если в зрелом возрасте, то Шахри-Зейнаб. Гюзель я мог и не заметить. Впрочем тот, для кого дамы – лишь забава, вправе рассуждать и по-твоему.
— Знаю, ты уверен, что каждая из них неповторима, а с некоторыми можно и дружить. Это так, Тигран?
— Пожалуй, Шахин, для тебя и лучше, что ты этого не понимаешь. Каждому своё – и в любви тоже.
— Только не ставь в пример Карахана – Чёрного Бархата. Не считаю его совсем чокнутым, но на его месте я бы с тоски помер.
— А он помер бы на твоём месте. Я ведь говорю – каждому своё.
— И будь этим доволен?
— А чего тебе ещё?
Вот в таких разговорах и протекали встречи на досуге. Молодые друзья стали моими учениками и изучали искусство поединщиков, но других учеников я больше не принимал. В мирное время жеребцы не особенно старались в трудной учёбе для самосовершенствования своего духа и тела.
Первые год после нового переворота был всё-таки тяжёл, хотя и интересен для потомков. Нужно было, кроме прочего, закончить войну с быками и укрепить мирные отношения с единорогами. Правящая чета их страны – Хозар и Хали оказались разумнее своего предшественника Хуфара, чтобы тратить силы своей земли на драки с соседями. С помощью наших гонцов и их старого опытного советника Харата, кони и единороги быстро восстановили мир. Правда, военный союз против быков так и не был заключён. «Будет надобность – будет и разговор», — передал Юлдузу Хозар. По-своему он был прав, ведь сейчас единорогам извне ничего не угрожало, им предстояло навести порядок в собственной стране. Сомневаюсь, что им это когда-нибудь удастся.
Шейх Юлдуз торжествовал: его правление было, кажется, именно тем, чего долгие годы ждали конские племена. Мирные от природы, быстроногие питомцы Великой Равнины, избавившись от изнурительных битв, всю энергию бросили на улучшение собственной жизни. Страна преображалась. Пожалуй, всё шло даже слишком гладко, и некоторые начинали тосковать по былым передрягам, напоминая молодым: «Вы – неженки и бездельники. Вот в наше время…» Право, можно подумать, что они хотели возвращения распрей и тягот. Но это время прошло.
Прошло и детство Шейха Юлдуза. Но не зря я ещё прежде восхищался юным королём. Он прекрасно понимал, что в одиночку не сможет справиться с управлением и не удержит власти. Я мог ему в этом помочь. Но и тут Юлдуз не показал себя простаком. «Ты знаешь о моём доверии, Шах Тигран, — сказал он мне. – Я с благодарностью приму твои советы и помощь. Но понимаю, что при нынешних делах, ты быстро станешь настоящим правителем Великой Равнины под прикрытием моего венца». Мне не понравилось такое подозрение, однако, поразмыслив, я понял, что король прав. Его пока не очень-то воспринимали всерьёз и только умилялись, каким взрослым выглядит этот юнец. «Что же мы можем сделать? – будто сам себе говорил Шейх Юлдуз, — Позвать на подмогу тех правителей, которые не будут устраивать дрязги и склоки из-за власти, потому что у каждого есть собственный дом и дела. Каждый из них будет в ответе за дела в своей земле и сумеет помочь добрым советом своему королю».
— Ты предлагаешь создать совет наместников?
— Совет Правителей, Шах Тигран. Они не мои подданные, а друзья и пусть так остаётся. Скажи, мне ли решать, какие законы нужны лошадям Северных Поселений, если я ни разу там не был? Не лучше ли меня знает о жизни в Голубых Горах Принцесс Роз? И так далее.
— Хорошо. Мы оповестим всех и устроим вот что: спросим коней, хотят ли они такого правления.
— Знаю, знаю твои убеждения, Шах Тигран. Я вовсе не считаю, подобно некоторым, что саврасые, каурые и чалые (так он назвал менее породистых, рабочих коней, среди которых такие масти встречаются часто, а среди благородных их почти не бывает), что они не имеют права решать, кому быть их повелителем.
— Однажды они решили…
— Но если они будут довольны…
— Народ никогда не бывает всем доволен, Шейх Юлдуз. Но савраски тоже должны сказать своё слово, чтобы знали о своих правах. Будь уверен, они поддержат твою идею.
Совет Правителей собрался в Городе. Шейх Юлдуз заявил, что каждому табуну нужен вожак, но даже самый лучший вожак не управится с огромным табуном, в котором миллионы коней и немало других, достойных власти. Никто не посчитал удивительным моё участие в Совете Правителей и появление в нём Грифа. О Принцесс Роз некоторые начали спорить, хотя для Юлдуза её поддержка была очевидно необходимой, он к ней был привязан с детства. «Вспомните, как разумно она начала своё правление, — поддержал его я. – Никто не имеет права становиться на пути хорошего вожака, даже если вожак – кобылица. Подумайте, те, кто имеет жён, кто глава в вашем доме? Кобыла, а не жеребец выбирает тропу к водопою. Не забудьте и о том, как вы когда-то прославляли мудрую королеву Шахри-Зейнаб. Стоят ли глупые споры нелегко доставшейся нам дружбы с вольными кобылицами?» Уже при упоминании Шахри-Зейнаб все притихли. Чего стоила одна лишь её, с виду пустячная, затея – создание маленького изображения Великой Равнины! И здесь был её сын – король этой земли. И тут вошла сама Принцесс Роз. Конечно, если бы она была тут с самого начала, никто и не посмел бы высказать сомнения, возможно ли участие кобылы в собрании жеребцов. Но она опоздала и заявила сразу:
— Друзья, мне рассказали, что наступило время убирать овощи с полей на берегу Жёлтого Озера, а поднявшаяся вода мешает работать, затопляет поля, да ещё и грозит испортить всё, посеянное весной. Говорят, здесь такое происходит каждый год?
— Природа не любит менять своих привычек… – нерешительно ответил Шейх Юлдуз, в первый раз слышавший об этом.
— Вообще-то я никогда особенно хорошо не разбиралась в таких делах, ведь моё призвание другое. Но если эти поля так важны, но не собраться ли с наступлением холодов, чтобы построить заграждающий вал, или там прорыть канавы – это могут посоветовать те, кто лучше знает толк в земляных работах. А может вообще нужно убрать оттуда поля и сделать в другом месте. Или кони и впредь собираются терпеть капризы Жёлтого Озера, как закрывают глаза на всякое бездействие правительства?
Она сказала слишком много, привыкшая одновременно бороться и мириться с обстоятельствами в условиях Голубых Гор и… вообще того, что её роль не всюду понимали. Она ждала ответа. Я пришёл ей на помощь.
— Принцесс Роз абсолютно права. И я прав говоря, что пока умные головы раздумывают здесь, не поставить ли жеребца вожаком земли, исконно управляемой кобылицами, эта самая кобылица показала, что может и без жеребцов думать и действовать.
Никто не стал больше спорить. Принцесс Роз гневно оглядела собрание, пытаясь угадать, кто тот неблагодарный, забывший о её заслугах перед королём Серых Камней, посмевший молвить слово против правительницы Голубых Гор.
Принцесс Роз, конечно, вошла в Совет Правителей, как наместница Голубых Гор. Для вольных кобылиц она всегда оставалась королевой, хотя в ставке повелителя Великой равнины вынуждена была отказаться от этого звания во имя объединения в одной державе всех подвластных ей земель, принадлежащим также конским племенам. Она сделала своей представительницей в Серых Камнях Басму, так как сама всё время отлучалась в Голубые Горы. Басма – кобылица в летах, не обделённая житейским опытом, никогда не вмешивалась в дела без ведома своей госпожи. Она лишь внимательно во всё вникала, чтобы потом дать Принцесс Роз возможность самой разобраться. Главным в Совете Правителей остался Шейх Юлдуз. Никто не мог претендовать на власть короля, обеспеченную ему только по праву рождения. Но он сумел оправдать это право.
Моими верными помощниками и младшими советниками остались Шахин-Сокол и Карахан – Чёрный Бархат. Такие разные, но оба – лучшие друзья, каких я мог желать. Султан – Белый Барс был ещё слишком молод (хотя, скажем правду, постарше Юлдуза), чтобы считаться советником. Он просто всюду меня сопровождал и был готов исполнить любое поручение, как когда-то Шахин. Шафран, отрастив свою роскошную гриву, сразу перестал чувствовать себя моим учеником. Он напросился в одно из посольств и с полгода провёл в стане единорогов. Вернувшись, он почувствовал себя уже слишком самостоятельным, чтобы допустить моё покровительство, но остался прежним добрым товарищем. Подобно Карахану, он оставался или же казался убеждённым холостяком. Я думал, что у обоих это пройдёт. Особенно глядя на Шейха Юлдуза, трудно было поверить, что нормальный жеребец может устоять перед красотой хотя бы одной кобылицы. Юлдуз, хотя и моложе своих знакомцев – Карахана и Шафрана, но в отличии от них, преуспел в любовных похождениях. Правда, как истинный ценитель, интрижек не признавал. Он просто уводил понравившихся кобылиц в свой гарем, а нравились ему не все подряд. Но сомневаюсь, что он любить по-настоящему хоть одну из жён, а было их, кажется, шестнадцать. Он не умел любить, как я любил Гюзель или Шахри-Зейнаб.
— Может быть, после очередной свадьбы повелителя, я и подумал, что довольно в моём возрасте искать случайных встреч и пора жениться. Но жениться, подобно Шахину, на хорошенькой вертушке, я не хотел. Не желал и верить безнадежно в самую чистую любовь, подобно Карахану. А жить вроде Шафрана, делая вид, что его эта сторона жизни вообще не волнует, я просто не умел. В то время я встречался с очаровательной чёрно-пегой Неферт. Это была красивая и умная кобылица. Она не изливалась в любовных клятвах и понимала, что ничего особенного для меня не значит. Но с ней было уютно и спокойно. Подумав, я решил, что мог бы вполне жениться и на Неферт. Эта дама подходила по всем доводам, не считая отвращения ко всем домашним делам. Но ведь шахине и не обязательно этим заниматься. К счастью, меня вовремя посетила другая мысль: почему бы не попытать удачи с куда более высокопоставленной красавицей?
Принцесс Роз бывала частой гостьей в Серых Камнях. Мы давно дружили и уважали друг друга. А что до любовной страсти – она могла очаровать кого угодно, да и я знал о себе, что хорош собой и не могу ей совсем уж не нравиться, как жеребец. Сердце её наверняка было свободно, а такой брак мог сделать честь нам обоим. Несмотря на значительную разницу в возрасте, мы всегда нашли бы о чём поговорить. Я стал часто задумываться, вспоминать её и внушать себе увлечение Роз. Вскоре эта идея прочно меня ухватила. Принцесс Роз должна была появиться в Городе в ближайшие дни, и я очень её ждал.
Принцесс Роз весело приветствовала меня и друзей. Она, похоже, не воспринимала ни одного из нас как сколько-нибудь возможный вариант более близкого знакомства. Повелительница Голубых Гор становилась всё прекраснее с каждой нашей встречей. Это было подобно распускающейся розе: привлекает взгляды ещё зелёный бутон, чуть приоткрывшийся – зачаровывает воображение. Выпуская новые лепестки, цветок становится ещё прекраснее, завладевает новой красотой и нашими чувствами, раскрывшись в изумительном великолепии, неповторимости и роскоши, он почти сводит с ума. Так и эта прекрасная кобылица. Я не могу понять, как некоторым дочерям Земли и Неба удаётся становиться всё красивее, когда кажется, что дальше просто невозможно, но они делаются всё лучше. Положительно – эта красавица была достойна меня, а я её.
В первый же день я намеревался сказать ей что-нибудь в этом роде, но она меня будто специально избегала. Из-за этого я и решил, что она имеет ко мне какой-то интерес, ведь заподозрил это однажды ещё в Голубых Горах. Распаляя себя всё больше, я стал за нею наблюдать. Роз любила Реку Змею – в наших краях достаточно опасную и быструю, для неё же, привыкшей к водопадам и стремнинам, вполне спокойную. Каждый день кобылица переплывала туда и обратно серебряные волны. Служанки встречали королеву около рощи, разбирали и расчёсывали её великолепную гриву и хвост. Золотисто-рыжие пышные пряди струились огненным каскадом, ещё более ярким на фоне чёрного цвета её тела. Я притаился в кустах жасмина и любовался этой неповторимой красотой, пока наконец не решился ступить на дорожку. выйти навстречу Принцесс Роз не хватило духу. И я пошёл по её следам, догнал, зарылся губами в шёлковую гриву. Кобылица замерла, не испугавшись, приняла эту ласку, а потом внимательно на меня посмотрела.
— Шах Тигран, да не влюблён ли ты в меня?
— В тебя трудно не влюбиться, Роз.
— Это я знаю, но я думала, у нас другие отношения. Хочешь сказать что-то ещё?
— Да.
И чувства, как уже давно не бывало, сложились в стихи:
Касались губы локонов других.
Бывало – словно Солнце, золотых,
Или как ночь пленительная чёрных.
Но где найти прекраснее твоих?
Честное слово, Роз, я не имею в виду ничего иного, я лишь говорю правду.
— понимаю. Мне снова просить прощения, Шах Тигран, что не оправдываю твоих надежд? Жаль, если ты и вправду в меня влюбился, вернее – очарован красотой. Ведь полюбить такую властную особу очень нелегко, но…
— Моя слава любовника? Если мы поженимся, Роз, ты узнаешь, что Золотой Тигр…
— Погоди. Не говори лишних слов, Шах Тигран. Я конечно люблю тебя, но как старшего друга. А ты восхищён лишь… возможно, нашим видимым одиночеством. Не убеждай себя в безумной страсти или особо благородных намерениях, и не рассчитывай на большее, Золотой Тигр.
Мне был странен её отказ и я не ожидал его. нам предстояло бы долгое объяснение, но послышался шелест травы. Я отшатнулся, различая в тени силуэт соперника и инстинктивно приготовился к обороне: ясно, что подумает этот парень, если Роз назначила ему тут свидание! Он вышел в полосу света – Шафран.
— Очень мило… Учитель, ты объясняешься моей невесте?
— Невесте? Шафран… Роз!
— А что? – переспросила Проинцесс Роз со смехом. Шафран пояснил мне:
— Мы давно дружим и встречаемся. Ещё с того дня, как я впервые попал в Голубые Горы. Когда-нибудь мы с ней объявим о нашей свадьбе, ведь здесь так принято. Учитель, ты узнал об этом первый.
Он поклонился, так же превращая в шутку то, что могло стать размолвкой.
— Спасибо… – я и вправду растерялся. – Извини, Роз, и ты, Шафран. Вы так ловко скрывались… и… вы действительно чудесная пара. И я первый вас чествую, как мужа и жену.
Я также поклонился им и должен был уйти. Шафран явно ничуть не сердился: он доверял невесте, я не знал о помолвке, а Роз вела себя вполне достойно. Мы встретились взглядом с молодой королевой вольных кобылиц… «ещё с того дня…» Её глаза смеялись.
«Ещё с того дня…»
— Вот где ты пропадал, Шафран…
— Теперь Бай Шафран. Это титул единорогов, но я буду носить его и здесь.
— Значит, ты добился новых почестей, после посольства.
— Если принцесса полюбила обычного солдата, почему ей не полюбить советника? Ты всё ещё хочешь спросить меня?
— Я просто догадался, куда ты запропал, когда мы с беднягой Банатом обошли все Межгорные Озёра и сбились с ног, разыскивая пропажу!
— Вовсе не то, что ты думаешь, учитель. В ту ночь мы смотрели на звёзды, до самого рассвета. Мы были слишком молоды и романтичны, объясняясь друг другу. И решили проверить нашу любовь, тем более, что военное время способствовало этому. К тому же, если в Голубых Горах никто не осудил бы королеву – вольные кобылицы сами знают, кто им нужен, то здесь, в Городе, наши отношения сочли бы ненормальными. Никто не понял бы высокородную даму, отдающую своё сердце простому воину, будь он героем и красавцем. Я добился в жизни многого: сумел стать хорошим поединщиком, выполнить почётную миссию своей земли в чужом краю, войти в Совет Правителей. Мы оба выдержали испытание временем. Разве теперь я недостоин Принцесс роз – этой дочери Солнца и Земли?
— Ты всегда был достоин.
— И она это увидела, к моему счастью. К тому же, наша с ней любовь так не похожа на то, что мы встречаем у других… Я способен признать жену равной себе, быть её другом, прислушиваться к её мнению, а это очень важно ей. Она не потерпела бы ни полную покорность, ни деспота и задавалу. Мне удалось уговорить её вскоре объявить о свадьбе, громкие клятвы ведь в цене в Серых Камнях. Но пока знаете лишь ты и Карахан.
— Почему Карахан?
— Он умеет молчать и ценить тайны и чувства друзей. Должен ведь я был рассказать хоть кому-то!
— Провести ночь с любимой на вершине Голубой Горы у Хрустального Источника и говорить с нею… об урожае маиса и бахчи, затопляемом на полях у Жёлтого Озера!
— Не об этом, между прочим.
— Поистине, такого не выдержал бы даже наш общий друг, строгий последователь учения Кухайлана Хайфи, — Карахан – Чёрный Бархат. Кто из вас более сумасшедший? Невыносимо слушать, твои практичные признания, приверженец разумной любви. Ни слова страсти, ни восторженности её красотой! Счастье таким не бывает.
— Тебе, учитель, этого не понять.
— Я – дурак?
— Ну, успокойся, Шах Тигран. Всё-таки при своём воображении романтика, ты мог бы догадаться, что при самой рассудительной любви, мы с Роз давно наверстали упущенное.
Двумя ненормальными меньше. Всё даже слишком хорошо. И если бы не такая сентиментальная развязка моего сватовства – можно было бы хоть помереть от счастья!
После этого мне пришлось объясниться и со своей подружкой. Мог ли я предложить ей брак теперь, лишь потому, что был отвергнут более достойной дамой? Мы с Неферт не виделись уже несколько дней, и я сразу заметил, что она обречённо ожидала развязки.
— Неферт…
Взгляд разноцветных глаз – чёрного и золотисто-жёлтого, впился в самое сердце. Красавица была готова умереть за свою любовь, но пожелала остаться гордой.
— Неферт. У нашего романа нет будущего и нет продолжения. Всё, чего мы желали, свершилось. Всё окончено.
— И кто же?
— Нет. Это не другая. Просто мне надоело обманывать себя и тебя тоже.
— Меня ты не обманывал.
— Тогда, ты понимаешь, что нам надо когда-нибудь расстаться. Лучше сейчас. расстаться, сохраняя друг о друге добрые воспоминания. Брак, о котором ты, наверное, мечтала, был бы ошибкой. Или ты не боишься позднего прозрения и возможной ненависти?
— Ты думаешь, это случится, если мы поженимся?
На какой-то миг мне стало жалко её покидать, но я не чувствовал того, что должен чувствовать, когда хочешь остаться навсегда.
— Я не удерживаю тебя, Шах Тигран.
— Прости, Неферт. Твои чувства…
— И мне известно о твоих. Поэтому не вижу смысла устраивать долгую сцену. Просто если ты вернёшься, я не смогу полюбить тебя вновь. Не пожелаю.
— Ты обижена?
— Нет, нет, Тигран. Ведь ты мне ничего не обещал. Но если бы ты умел ценить любовь, я нашла бы силы начать всё сначала.
Возможно, опасаясь неожиданной развязки, я поспешил уйти. Пусть наши отношения с этой достойной кобылицей окончатся достойным образом. Вскоре Неферт переселилась из Города, но я не пытался её разыскать. Новая встреча могла напомнить о чувстве, которого я больше не хотел. А теперь казалось, моя душа избавлена от лишних тревог. И снова всё идёт чересчур так, как надо.